Красавин Ю. Великий мост

10 Юрий Васильевич КРАСАВИН Колечко обрело одушевленность; чье-то дыхание было за ним, чей-то взгляд, чья-то смутная живая тень. Откуда оно закатилось в Новгород и когда? Здешние ре- месленники таковых не делали... «Полюби мя»... Ишь ты!.. Да кто же это, и кому - как вздох, как заклинание, как мольба одинокого человека: полюби? С чьего это пальца сронилось и схоронилось на несколько веков? С бревенчатой мостовой, на которую глядели бычьими пузырями окна домов, угодило в кузов самосвала, потом на асфальт, и вот лежит на столе рядом с фигурной пластмассовой авторучкой в виде взмывающего космического корабля. Чудно! - Полюби, - дохнуло снова и нежно, и печально, и снова про- летела, удаляясь, неведомая большая птица. Голос был явно женский. Только женщина могла войти и уда- литься столь неслышно. Она не страдала, нет! Она просто надея- лась и ждала. Вот чье это колечко. Уж верно плакала неутешно, когда по- теряла. А может, сама кинула в сердцах? Не любишь, и не надо!.. И ты постыл, и кольцо постыло... Что ж, может быть, и кинула, хотя не бросовая это вещь для тех дней. Это нынче из стекла пивные бутылки делают, а тогда стеклянный перстенек дорогого стоил. Владимир Андреевич полюбовался своей находкой. Как те- перь с нею расстаться! Иванину звонить - надо и ее отдать. Про- нумеруют, положат в ящик вместе с другими, и снова долго ле- жать ему неодушевленно. «Потом отдам. Потом...» - уговаривал себя Мережников, то кладя кольцо на холодное настольное стекло и откидываясь в кресле, то согревая его на ладони и склоняясь над ним низко. Буковки нацарапаны были неровно, и между словами крат- кой надписи нет должного просвета. Непривычен был к письму человек, умолявший полюбить его. Тесно словам, неудобно вкось поставленным буквам, и, наверно, тесно было сердцу того, кто писал, как нынче теснило дыхание живущего человека.