Великий мост

36 Юрий Васильевич КРАСАВИН дов и семей. Переплетение их было так сложно, что при первом взгляде казалось: оно не имеет никакой системы; потому создава- лось впечатление полного хаоса - листья запутались, как мотыль- ки в огромной паутине. В эту же паутину попали и ученые летописцы, вроде Со- фония Рязанского, и храбрые витязи, вроде монаха Пересвета, и новгородские посадники с краткими сведениями об их делах или с текстами грамот, вроде той, что послали новгородцы Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо: «Княже, кланяем ти ся, а братья сво- еи не выдаваем». По середине стены сверху донизу шли наиболее крупные ли- стья - здесь располагалась та ветвь, которая дала московских кня- зей. Кружки в красной туши следовали один за другим, и красные надписи преобладали. Рядом с ними - многочисленные князья тверские и рязанские, ярославские и суздальские... С самого края, возле книжных полок, было много пустого места, и листочки все маленькие, большинство с одним только именем князя - ни деяний его, ни жен, ни дат рождения и смер- ти. То была ветвь князей полоцких, теряющаяся в безвестности; сюда чаще всего устремлял свой пристальный взгляд Владимир Андреевич, словно на бумаге под его взглядом могло вдруг чудо- действенным образом проявиться желаемое. Это белое поле на стене и доныне возбуждало его любопытство. Он бывал особенно рад, если мог нарисовать именно здесь новый листочек или сде- лать запись, пусть даже и черным. В этот день он чувствовал себя именинником. Родовое гнездо полоцких князей начинало расти под князем Всеславом, который пользовался на Руси известностью чародея и оборотня - «обернувшись волком, побежал он ночью от Белго- рода, закутавшись в серую мглу». Князь этот, вызывавший у Ме- режникова особенный интерес, прожил жизнь, словно проплыл по бурной, порожистой, коварной реке; он сидел и на заветном киевском столе, сидел и узником «в порубе», знал благородство врагов и предательство друзей, жестоко карал и сам был уни- жен. Меж ратными походами не забыл он своего долга по про-