Русские снега

27 РУССКИЕ СНЕГА Опять нырнул под одеяло, даже успел уснуть и услышал чей- то строгий, взыскующий голос: - Иван! Ты ведашь ли? Великие снега легли… беда! «Ведашь, - передразнил спящий. - Эко несчастье - снег. Не впервой». - Вставай, Иван-царевич! Кто-то хихикнул там, во сне: - Да он дурачок, Ванька-то, хоть и с умной фамилией! Али не знаете? У него мозги всмятку! Он же нынче летом навернулся с моста со своим мотоциклом. - Кем себя назовёшь, тем и прослывёшь, - отбивался во сне спящий. - Сказано: Иван-царевич. Так тому и быть. А в яви вошла мать со двора, посвечивая керосиновым фо- нарём. - Вань, вставай! Голос тревожный. Электричество гасло в Лучкине по разным причинам: где-то столб повалился под порывом ветра, то на провода вороны сядут и тяжестью своей оборвут их, то просто отключит кто-то по своей прихоти. Керосиновый фонарь всегда был в обиходе - он уж помят, за- ржавлен, а всё служит. При свете его видно: возле подпечка сидит и умывается мышь, при этом посматривает на хозяев дома очень смышлёными глазами-бусинками. Умывалась и мышиная тень, перемещаясь по полу согласно покачиваниям фонаря. - Эт-то что такое? - опешила Ванина мать - Маруся - и топну- ла ногой. - А ну, брысь! Мышь посмотрела на неё укоризненно и юркнула за валенок у печи. - Ведьма-то куда наша глядит? Кошку звали Ведьмой за то, что она никогда не ночевала дома, по ночам гуляла («шлялась» по выражениюМаруси) во дво- ре и по чердаку, уходила и к телятнику, что на околице, и к омёту яровой соломы. Теперь же она мирно спала на голбце, от света закрылась лапой, на мышиные проказы и ухом не вела.