Щедринский сборник. Вып.4

Т.Н. Головина 105 разрушительная сила от Всемогущего. Оттого руки у всех опустились, и сердце у каждого человека растаяло» (Ис. 13: 5-7). Ориентация на Вечную Книгу позволила Салтыкову наполнить свое «историческое» произведение метаисторическим смыслом. Как известно из письма в редакцию журнала «Вестник Европы», автор горячо возражал против попыток некоторых критиков ограничить его труд рамками исторической сатиры: «Не «историческую», а совершенно обыкновенную сатиру имел я в виду...» (8, с. 452) Это высказывание иногда истолковывалось как признание в том, что сатира написана на злобу дня. Это неверно. Ведь не для того же Салтыков спорил с рецензентами, чтобы самому заключить «Историю одного города» в другие тесные границы – границы своего времени? Называя «Историю одного города» «обыкновенной сатирой», он имел в виду, что ее содержание нельзя приурочить к какому-либо конкретному историческому периоду. Вневременной смысл этого произведения тонко почувствовал и изобретательно передал режиссер С. Овчаров в киноверсии «Оно», где сквозь призму «Истории одного города» показаны события и отдаленного и недавнего советского прошлого. Помещая «Историю одного города» в теологический контекст, следует, однако, соблюдать известную осторожность. Первые биографы отмечали глубокую религиозность Салтыкова [Трубачев, 1889, с. 138]. Затем пришли времена, когда атеизм вменялся писателю в заслугу [Лебедев, 1967]. Сейчас все чаще встречаются утверждения, подобные следующему: «Салтыков был прежде всего русским православным человеком» [Захаров, 1994, с. 258]. Но ответ на вопрос о вере или безверии Салтыкова, по-видимому, не так прост. Он требует серьезного обоснования с привлечением всех биографических фактов и с учетом семантики художественных произведений. Осознавая всю сложность и ответственность размышлений о миропонимании писателя, сосредоточусь на вопросе о том, насколько щедринское видение истории соответствовало христианским взглядам на нее. В христианской историософии основным является понятие Божественного промысла, который и направляет ход истории. Вера в Бога предполагает разумность творения. Салтыков же не ощущал тайного присутствия Логоса в истории. В то же время у него не было и просветительской веры в могущество человеческого разума как