Щедринский сборник. Вып.4

Культура и текст №4, 2015 (22) http://www.ct.uni-altai.ru/ 72 литературном «генерале-инкогнито», но Павлов, считавший, что «из пишущей братии» никто ему «по колено» не подходит, оценил это письмо как проявление «болезненного самолюбия». Салтыков, можно сказать, учился у Павлова злой и язвительной речи, которая у него самого в конце 1850-х гг. только формировалась. Когда политические пути бывших единомышленников разошлись, Салтыков в публицистическом цикле «Наша общественная жизнь» (сентябрь 1863 г.) писал о Павлове так, как будто не был знаком с ним лично: «В газете “День” некто г. Оптухин, малоархангельский обыватель, весьма язвительно назвал поляков “коллективною Мариной Мнишек”, готовою из-за почестей разделять ложе с кем угодно, и изъявил предусмотрительную надежду, что ежели на будущее время встретится надобность рекомендовать полякам посетить восточную Россию, то они будут размещаемы в тамошних крепостях отдельно от командируемых туда же и для той же надобности русских, потому что, в противном случае, первые непременно заразят последних, и пойдет это у них “гей! надзея еще с нами!” и Мицкевичев краковяк». Салтыков цитирует здесь статью Павлова: «Не дай бог теперешней русской молодежи, где-нибудь в дальней восточной крепости, сойтись с новоконфирмованными и арестантами из поляков. Пойдет это опять: “Гей, надзея еще с нами” да Мицкевичев краковяк» [Оптухин, 1863]. Салтыков продолжает: «Это последнее замечание вызывает невольную улыбку гордости в русском читателе. В самом деле, как подумаешь, каких нет на свете смешных наречий и говоров! Возьмите, например, те же самые слова и переведите по-русски, выйдет: “да! надежда еще с нами!” ведь ничего! между тем по-польски... Господи! да одна эта ужасная “надзея” чего стоит! “Надзея”! ну-тко еще! “Надзея”! – ох, прах тебя побери! да тут животики от уморы надорвешь!» (6, с. 125). Салтыков не принимает чувство национального превосходства, тем более если оно выражается таким низкопробным способом. Но «коллективная Марина Мнишек» звучит как синоним появившейся позже в «Истории одного города» «опчественной кружки». Эволюция Павлова после 1861 г., которая привела его к ряду охранительных выступлений во время польского восстания 1863 г., его участие в поздних изданиях славянофилов должно стать предметом