Валенки

Юрий Васильевич КРАСАВИН 22 в настоящую корову, про которую говорили, что, мол, первым телен- ком . Ее мать к тому времени продали – так отец приказал, уходя на фронт, - а себе оставили ее, Хвалёнку. Когда же стала вторым телен- ком , то и молоко давала наравне с самыми удоистыми коровами в Пя- тинах. Разумная, степенная (шутили в деревне, что похожа на свою хозяйку, на Сергевну), красивая корова – Федя испытывал к ней пря- мо-таки родственное чувство… вот как к сестре Лидии. Почти так. И вдруг Хвалёнку, то есть половину ее, продали. Теперь одну неделю она стояла во дворе Авериных, а другую – у Бачуриных. Феде казалось, что вернувшись в родной двор, Хвалёнка с укором смотрела и на него, и на хозяйку, и оттого не мог отделаться от со- знания вины перед нею. Именно с виноватым видом встречал ее на своем дворе, гладил по спине, по бокам, приговаривая: - Ну что? Иди, я вот… травки накосил – это гостинчик тебе. Напрасно продали половину Хвалёнки. Ах, как напрасно! Надо было как-то извернуться, продать овец и всех до одной кур, еще что- нибудь, но Хвалёнку оставить, оставить… Когда мать лежала в больнице, корову в «бачуринские» дни до- ила для Феди Валька Аверина или сама крестна. Но когда мать ус- лали в Большое Михайловское, он сообразил, что их не всякий день допросишься прийти и подоить, что надо самому обучиться этому делу. И вот вышел с подойником к Хваленке, сел с правого боку, как делала мать, неловко огладил вымя. Хвалёнка, повернув голову, изумленно следила за его действия- ми. Она будто насмешничала: э, парень! Не мужское это дело – коров доить. - Да ладно тебе! – сказал ей Федя. – Много ты понимаешь! На это она, конечно, подумала, что никто из мужиков или пар- ней доить не умеет, и разве Толя-полудурок в Веселухе ходит с по- дойником на полдни, а больше-то никто. - Ну и я научусь! – нелюбезно сказал Федя Хваленке. – Коли приспичит – и курица свистнет. Ясно тебе? Струи молока почему-то чаще попадали не в подойник, а на ко- пыта Хваленке, в навоз, и что самое досадное – в рукава. Федя никак не мог приноровиться. Пришла тетя Огаша, ободрила: