Валенки

Юрий Васильевич КРАСАВИН 36 Нижний жернов толстенный, укреплен в кряжистом чурбане; а тот, что сверху – потоньше, и ручка в нем деревянная, гладкая, отпо- лированная десятками ладоней. Сначала Федя молол, то и дело оста- навливаясь, чтоб сыпануть горсть зерна в горловину посреди верхне- го жернова, а потом приноровился, успевал левой рукой бросить эту горсточку, пока правая делает круг, вращая жернов. Молол в темноте, не один, кстати сказать, вечер, и по окончании работы каждый раз на ощупь аккуратно обметал оба жернова со всех сторон куриным крылышком, которое служило тут не один, наверно, год; досадовал, что какая-то часть муки просыпается мимо жестяной загородочки, не соберешь. А вот хлебы испечь он не мог. Варвара Никишова предложила ему, чтоб приносил муку ей, а уж она испечет, но Федя не согласился, опасаясь, что она отсыплет себе мучки или прижулит малую ковриж- ку. Пятилетний сынок ее Боречка даром, что возрастом мал, а поесть горазд – это всем известно. Один с коврижкой управится, не успеешь глазом моргнуть. Собственно, испечь не так уж хитро, а уметь бы тесто за- месить… В первый-то раз хлебы затворила в его собственной бачу- ринской квашне крестна. Федя за ее действиями следил внимательно: в следующий раз, небось, придется самому все это делать. Хлебы испекли, и он берег потом каждую буханку: ломоточки отрезал ревниво, скупясь, а отрезав, уносил остальное в горницу и запирал на два оборота ключа, а ключ-то уж теперь прятал подаль- ше, чтоб не нашел Завьялов, любитель шмонничать в избе, когда хо- зяина нет дома. Во второй раз хлебы затворила сестра. Она пришла проведать брата; вспомнили они мать, и Лидия плакала, роняя слезы в квашню. 14. Стук в окно разбудил его, казалось, среди ночи. То есть темнота была именно ночная, глухая. Босой, по ледяному полу Федя подбе- жал, отозвался тоже стуком: так договорились – Вовка Зюзин будит, когда идет мимо к конюшне. Зюзе-то хорошо: мать всегда вовремя