Валенки

37 ВАЛЕНКИ поднимет и горячим в дорогу накормит. А коли живешь один, кто разбудит? Он вернулся к кровати, сел, поджимая захолодавшие ноги: на- чинался еще один день, которому он был не рад. Сейчас идти на мороз, запрягать Серуху, потом долгий путь… Да будь оно все про- клято! Согласен не есть, не пить, лишь бы лежать и лежать… в теплой-то постели. Федя встряхнул головой, как задремавшая лошадь, которую укусил слепень, и стал одеваться на ощупь; то есть спал он одетый – в штанах и рубахе; теперь же поверх надел еще одни штаны и ват- ную фуфайку. Снял с печи валенки, обулся – сыроваты, не просохли после вчерашнего – это в конюшне наступил на мокрое. Хотелось зажечь лампу, но жаль спичек: последний коробок, да и тот непол- ный. Лезть в жараток да искать уголек – разве найдешь! Кабы топил хорошими дровами, а то хворост да ольховые палки, они перегорают в золу, углей не остается. Сел к столу, на ощупь достал из стоящего тут чугунка две карто- шины, очистил, нехотя пожевал, макая в кучку соли на столе. Также на ощупь отрезал ломоть хлеба, оставшуюся краюшку накрыл пере- вернутым чугунком, чтоб Мырзя не подобралась. Подумал: может, поберечь хлеб и вместо этого ломтя взять кусок льняного жмыха? Он как сухарь, его надолго хватает, чуть не всю дорогу – грызешь и грызешь. Но разве сравнишь его с хлебом! Недаром льняной жмых зовут еще и так, то ли насмешливо, то ли презрительно: «дуранда». «Ладно, завтра возьму кусок дуранды, а нынче побалую себя». Уже у двери подпоясался туго веревкой и вышел на улицу. Скрипя промерзлыми половицами крылечка, запер наружную дверь на висячий замок и зашагал вдоль улицы. Луна стояла высоко, и была она в радужном ореоле – ну, денек будет нежаркий, сразу видать. Намерзнешься. Возле конюшни чья- то тень показалась – может, все уже запрягли и ждут его? Федя при- бавил шагу, даже побежал, тем более, что и морозец подгонял. Нет, возы, накладенные и увязанные с вечера, по-прежнему сто- яли возле конюшни, и никого из возчиков возле них не было, значит, они еще в конюшне.