Валенки

Юрий Васильевич КРАСАВИН 38 Приоткрыл ворота, пролез в образовавшуюся щель, услышал знакомые голоса в темноте, храп лошадей, выводимых из стойл, стук их копыт о порожки, свет керосинового фонаря в руках у кого-то. - Н-но у меня! – строжил своего Горбатого Вовка. Он маленький, Зюзя, а Горбатый – мерин с норовом. Ты ему хо- мут на шею, а он голову вздергивает вверх, не дается. Зюзя подводит Горбатого так, чтоб вставши на перекладину загородки, изловчиться и надеть, а Горбатый отступает. - Морду набью! – орет Зюзя. - Здорово, - сказал ему Федя голосом хрипловатым, на какой стал с некоторых пор сбиваться то ли от простуды, то ли еще от чего. – Давай помогу. Все-таки Федя-то ростом повыше Зюзина. Вдвоем – один дер- жал Горбатого за гриву, другой надевал хомут – справились. Стойло Серухи крайнее. Федя надел оброть на лошадиную голо- ву – Серуха вздохнула покорно, дыхнула на него теплом. Вот лошад- ка так уж лошадка! Она попусту шарахаться не станет. Она и голову угнёт пониже, чтоб Феде удобней было, и потом, уже на улице, сама встанет в оглобли. Выводили лошадей из конюшни, запрягали, подгоняя запоздав- шего Мишку: - Не проснулся еще?! Ждать не станем! Четыре воза с льняной трестой отчалили от конюшни, выписы- вая на снегу плавную дугу. Отдохнувшие лошади побежали ходко, пофыркивали бодро. Возчики перекликались. Дорога тут ровная, на- катанная – Федя зарылся в снопы, сберегая тепло. Если б не вете- рок, жить можно было бы, но он, стервец, упорно добирался до тела. Пальцы ног уже не просто зябли, а прямо-таки деревенели; и руки в варежках тоже. Пришлось соскочить и бежать за возом, а тут как раз передние стали настегивать лошадей, Серуху понукать не надо, она не отставала; Федя бежал долго и устал настолько, что едва влез на воз. Зато согрелся, да и Серуха поглядывала на него весело то одним, то другим глазом. Временами ему казалось, что она жалеет его, Федю. Наверно, за то, что знает: сирота. Вот такая лошадь – как человек. Да что! Иной и человек не столь понятлив.