Валенки

Юрий Васильевич КРАСАВИН 40 Ну перекидали, расселись по пустым саням, засвистели, закри- чали, погнали – к дому, к дому. А уж смеркалось. И морозец окреп. Федя то и дело соскакивал, бежал за своими санями, выбиваясь из сил, но стоило только сесть, как морозный ветер опять выдувал тепло. Опять соскакивал и бежал, прихрамывая – клок сена торчал из носка. Как же теперь? Зима только началась, а уж обувка худая. 15. Валенки Феде свалял прошлой зимой Степан Гаранин, тогда только что пришедший с фронта. Вернее даже не с фронта, а из го- спиталя. Минные осколки, которыми он был и перепахан, и заборо- нен, и засеян, время от времени этак «всходили» из него, как всходят посеянные зерна – острыми росточками из земли: то есть вдруг на теле Степана появлялся нарыв, к которому он прикладывал подорож- ник или лопух, а потом, через какое-то время, морщась и ругаясь от боли, прихватывал обкуренными ногтями острое жало очередного осколка, вырывал. Но так было потом, а вернувшись домой, сначала-то с месяц лежал в постели, потом встал и напился пьян. В пьяном состоянии бузил, кричал, принародно сорвал с себя рубаху и спустил штаны – и те, кто видел взборожденное страшными шрамами тело Гаранина Степана, содрогнулись от ужаса и жалости и простили ему бессо- вестное поведение: грудь его была вспорота, перехлестнута багро- выми шрамами, и живот, и спина, и ноги… Набузившись и накри- чавшись, он долго плакал, потом добыл бережно хранимую женой гармонь и горланил на всю деревню: - Бывали дни веселые: Я по три дня не ел. Не то, чтоб хлеба не было, А просто не хотел. Он и раньше любил почудить, потому и звали его чаще не по имени и тем более не по отчеству, а кличкой – Гараня. Как до войны,