Иосиф Гурко и Тверская земля - возвращение памяти

статьей в «Московских ведомостях». Несколько времени спустя графиня Елисавета Васильевна решилась употребить небольшой капитал, подарен- ный ей сестрою, на литературное предприятие – это казалось ей хотя и весьма рискованным, но единственным средством выйти из стесненных обстоятельств. Она основала журнал «Русская речь». Мне трудно было от- вечать отказом на неотступные ее просьбы принять деятельное участие в этом издании, в успех которого я нисколько, впрочем, не верил; я вполне сознавал, что вовсе не обладаю способностями публициста, но при дав- нишней моей дружбе с нею как было отвернуться от нее, когда можно ска- зать, она все ставила на карту. Разумеется, Каткову было неприятно приня- тое мною решение, и мы расстались с ним. Впоследствии, когда недобро- желатели Михаила Никифоровича упрекали его, что он не уживался с са- мыми близкими своими сотрудниками, то в доказательство этого ссыла- лись, между прочим, и на меня, по словам их, даже я, несмотря на горячие к нему симпатии, не в состояния был подчиниться его деспотической натуре. Все это чистейший вздор. Никогда не происходило у меня ни ма- лейших столкновений с Катковым; временный разлад мой с ним произо- шел именно так, как объяснено мною. Вообще же эпизод с злополучною «Русскою речью» оставил во мне самые неприятные воспоминания. В 1862 году Салиас уехала за границу, ибо пребывание в России казалось ей невозможным вследствие какого-то правительственного гнета. Вызин- ский был уже в Париже, где поселилась и она. Тогда произошла в ней дру- гая метаморфоза Вспыхнул польский мятеж, и графиня Елисавета Василь- евна сделалась исступленною поборницей поляков. Надо заметить, что она была женщина образованная, много читала, но чтение ее отличалось узкою односторонностью; ее занимали преимущественно беллетристика мемуары или сочинения психологические, посвященные анализу душевных свойств или житейских отношений; все же, выходившее из этого круга, оставляло ее более или менее равнодушною; ум ее не интересовался, например, исто- рией в сколько-нибудь серьезных произведениях. (Судьбы Польши и веко- вая распря этой страны с Россией были известны ей так же мало, как исто- рия Китая; она видела в поляках только несчастных, ни в чем не повинных жертв и, безусловно, преклонялась пред ними. Очень сожалею, что у меня не сохранились письма, которые я получал от нее в это время, письма, наполненные проклятиями Каткову и Аксакову: они представили бы лю- бопытный образец, до какого абсурда могла она доходить в своем увлече- нии). (Вызинский, относившийся – пока находился в России – весьма друже- любно к нашим демократам, игравшим на руку полякам, в сущности, глу- боко презирал их; в Париже занял он место секретаря при князе Владисла- ве Чарторыйском и всего хорошего ожидал для своей «отчизны» главным образом от польской аристократии). Он проник в салоны этой аристокра- тии, и благодаря ему, а также Клачко и графиня Салиас познакомилась со