Иосиф Гурко и Тверская земля - возвращение памяти

многими знатными польскими дамами; вообще все польки были в глазах ее героинями, Жаннами д'Арк, образцами всяких добродетелей. Они были яростными католичками, и у нее, относившейся до тех пор к религии до- вольно индифферентно, вдруг обнаружилось поползновение к католициз- му. Впрочем, она не приняла католическую веру, а усвоила себе какие-то мистические верования, какую-то особенную религию, сущность коей не поддавалась пониманию, потому что она сама неохотно говорила о ней; по возвращении графини Салиас в Россию можно было видеть у нее на стенах множество образов и православных и католических наряду с амулетами, ладанками и т. п. (От прежнего увлечения ее демократическими идеями не осталось и следа; она вспомнила, что в течение долгого времени принад- лежала к высшему московскому обществу и снова сблизилась с ним, вме- сто того чтобы проклинать деспотизм, она только и говорила теперь о необходимости непоколебимо твердой правительственной власти, на столе ее не было места ни для одной газеты или журнала с либеральным направ- лением. Все это совершилось во время пребывания ее в Париже (И.С. Тур- генев, которого она не любила и который мстил ей за это ядовитыми остротами, приехав оттуда, говорил мне: «Вы не узнали бы графиню – давно ли она надев на голову красный чулок, пела «Марсельезу», а теперь только и мечтает, что о восстановлении во Франции Бурбонов, и пишет по- старинному «vive le Rosi» с «у» на конце»). После неудачи польского мятежа Вызинский совершенно упал духом, но особенно доконала его Восточная война. Успехи нашего оружия в Турции он истолковал таким образом, что с этого момента упрочится долговечный и тесный союз России и Германии и что надо проститься навсегда с по- мыслами о восстановлении Польши. Это ли разочарование или какие- нибудь частные обстоятельства (до меня доходили лишь смутные о нем известия), но он покончил жизнь самоубийством, бросившись в Сену. «Ес- ли бы я была в Париже, этого не случилось бы», – сказала как-то однажды при мне графиня Салиас. Вообще же она хранила глубокое молчание, ко- гда упоминали в ее присутствии о Вызинском. По характеру своему графиня Елисавета Васильевна никогда не могла заняться хозяйством, и в доме ее царил порядочный хаос; воспитание де- тей было также нелегкою для нее обузой, она горячо их любила и, конеч- но, принесла бы для них всякие жертвы, только нельзя было требовать от нее постоянного внимания и руководства. Учились они кое-как, но никто не отказывал им в известной степени умственного развития, которое при- обретали они, находясь постоянно в гостиной своей матери, где до поздней ночи не прекращалась беседа de rebus omnibus et de quibusdam atis. Сыну удалось даже поступить в университет, и в то странное время, когда не студенты у профессоров, а профессора находились в подчинении у студен- тов, он, по всему вероятию, благополучно кончил бы курс, если бы графи- ня Салиас, уехавшая в начале шестидесятых годов в Париж, не вызвала его