Иосиф Гурко и Тверская земля - возвращение памяти

Что делать, я – говорил он с усмешкой, – ведь я из плохеньких флигель- адъютантов, куда мне гоняться за другими. Действительно, подражать другим он был решительно не в состоянии. Впоследствии имел он немало недоброжелателей; вероятно, в мемуарах или письмах кого-нибудь из этих лиц окажутся резкие о нем отзывы, но я заранее уверен, что, как бы эти отзывы ни были ему враждебны, ни в од- ном из них не встретится ему упрека в искательстве или в малейшей наклонности к интригам. Он отличался – и даже нередко до излишества – совершенно противоположными свойствами. Заметив неблагосклонное к себе отношение высших мира, он замыкался в самом себе, считал долгом сторониться от них, не подать повода думать, что дорожит их вниманием. Гордость, происходившая от глубокого сознания собственного достоин- ства, развита была в нем до щепетильности. Последующий мой рассказ представит доказательство этого. Прошло не помню сколько времени, и гнев государя смягчился. Гурко был послан командовать одним из кавалерийских полков на юге России, а затем был назначен командиром конногренадерского полка, расположен- ного в Петергофе. И в этом городе, как прежде в Царском Селе, жил он весьма уединенно, принимая только немногих близких своих друзей и тщательно уклоняясь от сношений с высшим обществом единственно по- тому, что не хотел занимать в нем второстепенное положение. Семейная жизнь вполне его удовлетворяла, она была для него таким сча- стием, выше которого он ничего не желал для себя. С женой он жил душа в душу, обожал ее, малейшая ее прихоть была для него законом. Марья Ан- дреевна со своей стороны платила ему такою же любовью; следует заме- тить, однако, что характеры их были совершенно различны; она была бы не прочь окунуться в омут светской жизни, играть видную роль, найти пищу своему тщеславию – словом, отличалась наклонностями, находив- шимися в резком противоречия с чисто спартанскими свойствами характе- ра ее мужа. Кому не был известен домашний мир Иосифа Владимировича, тот не мог верно судить о нем; обыкновенно выставляли его человеком суровым, надменным, неуживчивым, человеком с сухим сердцем; я мог бы назвать несколько лиц, которые по служебным обязанностям, не знавши его до тех пор вовсе, должны были стать в близкие к нему отношения, как они боя- лись этого, с каким предубеждением подступали к нему! Но когда мало- помалу проникали они в интимный его кружок и могли приглядеться к своему начальнику, то от тех же людей неизменно слышал я одно и то же: «Так это-то грозный Гурко, которого изображают чуть ли не зверем!» Очень давно, еще во время моего студенчества, Т.Н. Грановский расска- зывал однажды при мне со слов какого-то старика, который состоял адъ- ютантом при Барклае де Толли, о характере и частной жизни этого знаме- нитого полководца; рассказ отличался свойственным Грановскому мастер-