Иосиф Гурко и Тверская земля - возвращение памяти

События на Балканском полуострове вовлекли Россию в войну с Турци- ей. Правительство наше имело бы, конечно, возможность избежать войны, если бы хоть сколько-нибудь ясно сознавало, чего оно хочет и какие долж- но преследовать задачи; к сожалению, именно этого-то сознания ему и не- доставало. Подобно тому как в реформах своих шло оно наугад, само удивляясь потом, какое значение и характер получали эти реформы в прак- тическом своем применении, так и во внешней своей политике руководи- лось оно не зрело обдуманною программой, а случайными впечатлениями. Как бы то ни было, война разразилась. В первое время отчаяние овладело Иосифом Владимировичем, когда сделалось известным, что гвардия не примет участия в военных действиях; он не мог примириться с тою мыс- лью, проклинал свою судьбу и даже – чего никогда не случалось с ним – обращался с суровыми упреками к жене, имевшей, по весьма понятному с ее стороны чувству, бестактность обнаруживать радость до поводу того, что он остается в Петербурге. Расположению, которое ему оказывал великий князь Николай Николае- вич, обязан был Гурко тем, что его вызвали на театр войны. Получив изве- стие об этом, он употребил на сборы не более суток и полетел к действу- ющей армии. Замечательно, что для людей, близко знавших его, не пред- ставлялось ни малейшего сомнения, что его ожидает там блестящая бу- дущность. Вера в его звезду основывалась на том, что по характеру своему Иосиф Владимирович представлял редкое исключение в нашем обществе: если был он в чем-нибудь убежден, то ни на минуту не колебался принять на себя полную ответственность за свои распоряжения и действия; если задавался какою-нибудь целью, то шел к ней с непреклонною настойчиво- стью; если считал что-нибудь справедливым и необходимым, то высказы- вал свое мнение и настаивал на нем, не обращая никакого внимания на то, понравится ли оно в высших сферах или нет. Железная его воля и энергия не смущались никакими препятствиями. Подобные характеры вообще у нас редки, а в то время и при тогдашнем режиме представлялись чем-то совершенно необычайным. Конечно, не мне, совершенно не компетентному лицу, подлежит произ- носить суждение о подвигах Иосифа Владимировича. Сколько раз убеждал я его впоследствии, чтобы он занялся составлением записок об этом слав- ном периоде в своей жизни; он сам считал это необходимым и иногда имел даже для этого достаточно свободного времени, но, кажется, успел набро- сать лишь весьма немного. По окончании войны приходилось слышать о Гурко противоположные суждения; если одни, безусловно, его восхваляли, то другие относились к нему с явным недоброжелательством; последнее весьма понятно: человек, державшийся до тех пор в стороне от всех и вдруг поднявшийся на такую высоту, должен был неминуемо возбуждать завистливое чувство. Кто только ни порицал его – даже люди, игравшие при нем самую жалкую роль, как, например, герцог Николай Лейхтенберг-