Иосиф Гурко и Тверская земля - возвращение памяти

ский: этот князек, очутившись на театре военных действий, совершенно растерялся, когда ему пришлось командовать одним из отдельных отрядов во время первого похода за Балканы, растерялся до того, что прислал Иосифу Владимировичу письмо, в котором, сознаваясь в своей неспособ- ности, умолял, чтобы поскорее прислали ему преемника. Гурко был даже тронут этою чистосердечною откровенностью человека, который очутился в совершенно не свойственной ему роли, и расстались они в хороших от- ношениях. По заключении мира, когда все документы были переведены в Петербург, письмо оказалось выкраденным. Герцог Лейхтенбергский, оправившись от неприятных впечатлений, не захотел, конечно, чтобы со- хранился в архиве выданный им самому себе аттестат; оградив себя с этой стороны, он разносил Гурко в пух и прах, критикуя беспощадно все его действия... Таких примеров можно было бы привести немало. В мнении большинства публики Скобелев был окружен гораздо более блестящим ореолом, чем Гурко. Это и понятно. Скобелев находился в чис- ле моих слушателей, когда я был профессором Академии генерального штаба; я знал его лично, и наши добрые отношения никогда не изменя- лись. Это была демоническая натура, одинаково способная на добро и зло; в обществе человек, по-видимому, скромный, но изумлявший своих прия- телей самым безобразным развратом; готовый жертвовать жизнью на поле сражения, но, как ловкий актер, всегда с расчетом на эффект; выше всего ценил он популярность, и никто не умел так искусно приобретать ее; не без основания Д.А. Милютин называл его необычайно одаренным кондо- тьером. Самую резкую противоположность Скобелеву представлял собой Гурко, который выше всего ставил долг и, исполняя его, вовсе не заботил- ся о том, какое составится о нем мнение. Такие чисто пуританские натуры, лишенные внешнего блеска, не производят впечатления на толпу. Таким был Барклай. Но я убежден, что потомство оценит Гурко по достоинству. Не прискорбно ли было слышать, что его упрекали в сухости, даже черст- вости сердца, не понимая, что если он был неумолимо строг в своих требо- ваниях, нередко заставлял своих подчиненных жаловаться на непосильные труды, то единственно по той причине, что был безжалостен к самому се- бе; говорили, будто он не щадил солдат, – со временем будут, конечно, об- народованы письма его с театра войны к жене: тогда увидят, как относился он к солдату. По окончании войны Гурко был оставлен в стороне. Император Алек- сандр Николаевич был к нему весьма милостив, но не дал ему никакого назначения, вероятно, потому, что не хотел раздражать его недоброжела- телей, во главе коих находился сам наследник престола. Нетрудно было уразуметь причину этой вражды. Когда гвардию потребовали на театр во- енных действий, то цесаревич рассчитывал, что будет поставлен в ее главе и поведет ее к победам. И вдруг начальство над гвардией вверено было Гурко. Если государь решился на такую меру, то, конечно, потому, что по-