Ямуга

139 Повести и рассказы пенно угасла, ее оттеснило чувство недоумения и страха: «Я один…». Омертвляющая пустота постепенно вселялась в его душу: насколько он один? как далеко окрест он один? Ответа не было. Трупы солдат ему пришлось поспешно захоронить, чтоб они не отравляли ближний воздух. В двух жилых домах, вернее, возле них ле- жали мертвые женщины и дети; он захоронил их всех вместе в траншее, вырытой ранее от новой котельной к жилому дому - просто завалил землей. От военных остались ему автоматы, пистолеты, карабины, грана- тометы и ящики с гранатами, бронетранспортеры, несколько грузови- ков с крытым верхом, два вездехода, четыре легковые автомашины; а помимо того, много прочего, совершенно ненужного теперь добра. Чирков устроил себе жилье в земляном холме, скрывавшем поме- щение с радиоаппаратурой. Тут еще несколько недель мигали разноц- ветные лампочки, и он мог слушать замирающий эфир. К этому времени он уже ясно вспомнил некоторые картины своего детства, но между ними не было связи; вспомнил мать, отца, брата Во- лодю, черного пуделя Тимошку. Он знал, что здесь, среди погибших, их нет, но где они теперь и что с ними - об этом думалось тупо и недо- уменно, без боли. Чирков отгородил для себя закуток, натаскал из казармы тюфяков, собрал в квартирах все съестное, из небольшого магазинчика приволок ящики со спиртным и… стал жить. В то ужасное лето, когда все случилось, на полях вокруг ближней мертвой деревни поспел урожай. И вот срывал колоски ржи и пшеницы, «доил» овес и гречиху, набивал целый мешок и нес к себе; сушил возле печи, молотил, провеивал… На некоторых полях его преследовал странный железистый вкус во рту; словно ржавчина проступала на языке. Он догадывался, что это означает, и спешил уйти с этих полей. Но хлеба были обильны, и он по- нимал, что зерно ему необходимо, потому работал тупо и упорно. День ото дня холодало; все время лил дождь, пришлось сложить печку. Под дождем ходил в лес за сухостоем, благо это рядом; пилил и колол, так что целыми днями в его логовище ярко полыхал огонь и трещали дрова. Другого света не было. В это первое время он не унывал