Ямуга

150 Юрий Васильевич КРАСАВИН Чирков ходил по окрестностям, примечая ростки одичавшей ржи; грибов и ягод было много, но они имели жесткий, железистый вкус. Яблони в деревнях тоже одичали, плоды их были зелеными, без румян- ца, и густо покрыты бородавками. Однажды, в день довольно жаркий и душный Чирков подходил к реке в таком месте, где ранее не бывал, и, вздрогнув, замер: ему почуди- лись человеческие голоса, младенческий и женский. Сквозь прибреж- ные кусты он увидел в отдалении у противоположного берега молодую женщину, стоявшую на мелководье с малышом. Она плескала на него водицей, а он хныкал и оглядывался на берег, а там сидел мужчина, тоже раздетый и курил. - Не бойся, Антошка! - приносило ветерком голос женщины. - Не бойся… Чирков крепко потёр лицо ладонями - нет, они не исчезли: и мать с малышом на мелководье, и отец на берегу. Чирков смутился от этой картины: слишком она была… прежней! Знакомой. Он отступил в кусты, через минуту опять посмотрел туда, от- куда голоса: женщина уже выходила из воды, держа малыша на руках, а тот смеялся, говоря что-то лепетливо. Чирков стал пробираться по берегу через заросли, чтоб прибли- зиться к ним, но попал в низину, а когда выбрался наверх, на том берегу уже никого не было. Он испугался, торопливо переплыл на ту сторону, внимательно осмотрел прибрежный песок - ни одного следочка не об- наружилось на песке! И трава по откосу берега, где сидел мужчина, не была примята… и окурка не валялось. Чирков долго стоял тут с потерянным видом. Вернувшись в свое логово, он два дня не выходил из него. На тре- тий собрался - повесил на одно плечо сумку с гранатами, на другое ав- томат и отправился в путь. На этот раз он уж не ходил бесцельно, а пересек лес напрямик и вышел к той деревне, где долго после Времени Ноль жил благообразный старик, который чинно умер в собственном доме, которому он, Чирков, устроил огненные похороны. Чирков миновал пепелище, потом вернулся, отыскал возле сарая железную лопату, прихватил с собой. Вышел на окраину деревни, где на дверях висели замки, остановился у череды могил, у крайней из них, что открыта была и ждала...