Письмена

Юрий Васильевич КРАСАВИН - 25 - ПИСЬМЕНА, роман му; поджёг и собственное жильё, в котором лежали мёртвыми его мать, жена и чада... Жар его томил… в голове мутилось… Вышел к реке на- питься, зачерпнул воды, поскользнулся на мостках… Такова была история того мертвеца, что плыл утопленни- ком по реке мимо русалки на берегу, мимо трудоусердного боб- ра и мимо сидящих у костра нездешних людей. Должно быть, то и хотел сказать он: уходите все, уходите в леса, поспешайте, так спасётесь. Но кто из живых людей мог его понять? * * * Бабушка моя, Прасковья Ивановна, жившая в деревне Хо- нино, была тиха и незаметна; нечего даже вспомнить о ней, раз- ве что блины её овсяные, которые она пекла с великим мастер- ством, сразу на трёх сковородах. Они летали у неё по кругу: с шестка на угли в жаратке или на чугун с картошкой, оттуда на шесток; хлопнет по блину ладонью, чтоб не пузырился, и на за- лавок его – остывать. И тотчас на сковороду плеснёт жидкого теста… снова в печь… а уж пора выхватывать из печи гото- вый… ещё успевала мазнуть куриным пёрышком с маслицем льняным по блину на залавке… стопка блинов росла, росла… Это было завораживающее действо! Бабушка напечёт блинов большую стопку, выставит на по- доконник, на ветерок: блин овсяный надо есть остывшим. Свер- нёшь трубочкой и - с молоком. А можно и так, без молока. Они были колючие, те блины, потому как овёс мололи на ручных жерновах в сенях; случалось, и я бывал к тому приневолен. По- том муку просеивали, но всё равно мелкие овсяные остья попа- дали в тесто. - Ешь, - скажет бабушка. Но уж приласкать меня, парнишку, некогда ей: хлопот мно- го по хозяйству. А вот другая моя бабушка, Орина Сергеевна, умела ли печь овсяные блины? Того не помню. Она отличалась строгим нравом, лик имела суровый, голос громкий, взор взыскательный Шел одна тысяча девятьсот пятьдесят первый, несчастный для меня год: бабушка Прасковья умерла… а я сломал руку - то был сложный перелом с вывихом в локте. Недели две лежал в сельской больнице, потом в Калязине... И вот из-за калечества