Письмена

Юрий Васильевич КРАСАВИН - 27 - ПИСЬМЕНА, роман рева, и у скота, и у камня, и у травного стебля, явление это опахнуло и меня, тогдашнего читателя, суеверным ужасом точ- но так же, как и тех людей, о которых повествовалось. Даже са- мо по себе предзнаменование ужасало и озадачивало , не гово- ря уж о последствиях! Все это было записано на первом неполном листе книги. А на следующем рассказывалось, как охваченные ужасом люди приносили в жертву богам свои дары, чтоб умилостивить их: шкурки куниц и бобров, тканое полотно и вяленую рыбу, девицы отстригали косы – всё это клали к большому камню или к могу- чему дереву или к сильному роднику; бросали в реки и озера золотые да серебряные украшения, земчюги да андракс ; со- вершали иные действия, смысл которых был непонятен мне. Я очень живо представил себе: четыре солнца над гори- зонтом применительно к моему деревенскому миру. Появились бы три из них над деревней Сущёво, то есть на западе от моего Ремнева, четвёртое над Селятином, то есть на востоке, а потом, что же, они раскатились по горизонту? На север, где Калязин, на юг, где заречье Нерли… А может быть они поднимались прямо вверх, к зениту, сходясь в одно место, и соединились… Или всё- таки раскатились в стороны, как тележные колеса, чтобы кануть за край земли? Солнца эти, появись над моей деревней, непременно предвещали бы не просто беду, а что-то совершенно ужасное – не для одного человека, а для всех людей, живущих в нашей ок- руге и на всей русской земле. А те, что поместились в книге, извлекли из памяти своей ещё одно небесное знамение, случившееся прежде, при дедах- прадедах: явися звезда велика, а от нея луч долог и вельми светел, светлее самой звезды, а на конец того луча аки птич хвост распростерт – так свидетельствовали старики, знавшие о том от своих отцов или дедов . Звезда была видна не только ночью, но и средь бела дня. В ином месте о ней сказано так: явися звезда, глаголемая копие, простираша копейным обра- зом. Мало того, бысть тогда и буря, ею же великия древеса и забрала крепкие и жилища многие от самыя земли из основа- ния яростно исторгахуся , ветр яр дунув, многая дерева ис ко- рене всторгнув. Последовали в ту пору великий мор и глад. Мне представилось, что первые листы рукописи так сильно пострадали именно потому, что трагического смысла не выдер- жала бумага, она прогибалась под тяжестью текста, становясь ломкой. Но не зря, не зря сохранилось на остатке верхнего лис-