Памяти композитора Николая Сидельникова

133 ПОСЛЕДНИЙ ОПУС светом, потом — все более ярким, мощным, и наступает последняя вариация «Апофеоз Героя» . Она представляет собой повторение того варианта темы Тесея, который проходит в кульминационной зоне разработки первой фрески. А завершает вариацию и третью фреску «Лабиринтов» — заключительная (она же побочная) партия первой фрески, создавая тем самым арку. Ведь в первой фреске тоже шла речь о подвигах Тесея. В этом смысле он как бы является предтечей другого героя — Геракла, и победа над Минотавром венчает цепь свершений Тесея. Начинается четвертая фреска «Нить Ариадны ведет в неизбежность» . Она перекликается со второй фреской связью с Ариадной, интермедийным значением, большей камерностью в сравнении с нечетными фресками. Вместе с тем, переходность, связующая функция двух четных фресок делает их едва ли не более важными, чем фрески нечетные, крупные. Важность переходности особенно под- черкнута свящ. П. Флоренским в его работе «Иконостас». Идея нити — тоже идея «Иконостаса», переходности. Нить дается Тесею во второй фреске и возвращается им назад в четвертой. Первые четыре ноты четвертой фрески являются обращением ракохода мотива передачи нити из коды 2-й фрески: Эти же две темы являются вариантами Dies irae: первая — ее ракоход, вторая — ракоход обращения. Такие преобразования имеют символическое значение: Тесей идет назад из Лабиринта, он возвраща- ется, выходит к Ариадне. Вся музыка этой фрески — одно сплошное perpetuum mobile — светлая, грустная, журчащая, переливающаяся неземным мерцанием пьеса-этюд или токката, движение которой останавливается только в тот момент, когда Тесей выходит из лабиринта. Возникает тема Ариадны из второй фрески. Она звучит как-то более грустно, любовно-ласково — Ариадна как будто предчувству- ет разлуку с любимым. Впервые тема Ариадны звучит в тоне «си», то есть как бы муза Сидельникова (Хэдди Арая) берет фамилию Сидельникова. (Известная шутка: сравнение сонатной формы с романом между юношей (главная партия) и девушкой (побочная), когда после развития отношений (разработка) девушка (побочная партия) берет в репризе (в браке) фамилию (тональность) юноши (главной партии). Ариадна ожидает возвращения Тесея, стоя у входа в Лабиринт. Она держит в руках нить. Неволь- но вспоминается один из старых изводов иконы «Благовещения Пресвятой Богородицы» (например, икона XIII века из Третьяковской галереи, из первого зала, где висят самые древние иконы). Согласно церковному преданию, когда Марии явился ангел, Она не только читала пророчество Исайи, но и держала в руках нить пряжи, которую пряла. Нить связывает миф о Тесее с реальными событиями, происходившими в Иудее первого века нашей эры. Конечно, Тесей не Христос, а Ариадна не Богородица. Но как нить в руках Богородицы симво- лизирует грань между Ветхим и Новым Заветом, на которой находится жизнь Марии, так и нить в руках Ариадны, быть может, должна подчеркнуть связь древнего мифа с последующими событиями в истории человечества. Еще один аспект нити здесь очень важен. Нить связана с женским началом, с двумя мирами, дольним и горним. Осуществляет эту связь именно женщина, которая рожает ребенка, и новое дитя через ее организм переходит в этот мир. Символом переходной нити становится пупови- на, которая обрезается в первые минуты рождения человека. Тесей встречается с Ариадной у выхода из Лабиринта. Ее глаза светятся ожиданием счастья. Но что это? Он движется, удаляясь от нее в сторону моря, держа нить в руках. Музыка фрески, это безоста- новочное движение, модулирует из ля-минора в си-минор, именно здесь ответив начальным буквам слова «Лабиринты»: «Ла» — ля и «b» — си бемоль (или си, в английской транскрипции). В мифе этого эпизода нет. В мифе Тесей с Ариадной плывут в Афины, но, заночевав на острове Наксос, Тесей тайно скрывается от Ариадны, оставив ее на острове и уезжает в Афины. Здесь-то и проявляется смысл под- заголовка в названии произведения — «по мотивам» мифа о Тесее. В конце четвертой фрески наше воображение поражает эпизод смерти Тесея, ведь нить, связующая Тесея и Ариадну, может оборваться только со смертью одного из них. Возникает тема Тесея, она зву- чит страстно, почти судорожно, как птица, запутавшаяся в сетях, в нитях этого мира, этой реальности,