Б.Н. Полевой на страницах газеты "Правда"

34 Ефрейтор неодобрительно покосился на него: — Ты вот напиши жене, что ты неряха. Раз праздник, — должен быть как есть во всём параде и при регалиях, — ответил Цибин и с сожалением потрогал широкие голенища, разорванные осколком мины. — Мы в столице вражеской. Победители мы. На нас штатский немец смотрит. Ты об этом почаще вспоминай. Интересная военная судьба у этих двух русских солдат, встреченных мной в Берлине. Ефрейтор Иван Цибин — снайпер, знаменитый не только в своем полку, но и в дивизии. У этого сибирского охотника на войне погибли два брата и сын. Он поклялся мстить за них, и мстил, преследуя врага от Орла до самого Берлина. Снайперской своей винтовкой снял он свыше пятидесяти немецких солдат и офицеров, а сколько скосил в бою — не считал. И вот вчера произошёл с ним такой случай. Сквозь треск перестрелки услышал он детский плач, шедший откуда-то из щели между камнями. Цибин не понял слов чужого языка, он понял только, что зовут на помощь. И вот он перебежал от глыбы к глыбе по открытому месту, пополз к щели. В развороченном миной подвале он увидел убитую женщину — немку. Осколком ей разнесло череп. Около неё, прижимаясь к трупу матери, плакала 6-летняя девочка. Глыбы разбитого свода висели над ней, вздрагивая от каждого взрыва снаряда и угрожая упасть. Убедившись, что мать мертва, Цибин схватил ребёнка и, прикрывая его своим телом, понёс назад, в безопасное место. Немцы, сидевшие в развалинах дома напротив, открыли по нему стрельбу. Осколком мины Цибину разорвало голенище сапога. Но он, этот человек, у которого немцы убили трёх близких людей, который был сам трижды ранен в боях, рискуя жизнью, спас ребенка. Разведчик Соколов известен в дивизии, как участник четырёх великих битв этой войны. Он награжден медалями «За оборону Москвы», «За оборону Одессы», «За оборону Сталинграда» и «За оборону советского Заполярья». У него два ордена Славы, — у этого маленького, сердитого человека, бывшего одесского грузчика, которого война сделала мастером-разведчиком и опытнейшим воином. Всю ночь при свете сделанных из снарядов коптилок, которые и здесь, в Берлине, называли «сталинградками», в подвалах царила радостная предпраздничная суетня. Чистились, мылись, одевались. Капитан Ежиков, командный пункт которого помещался в газовом отсеке бомбоубежища, весело потирал руки. Его радовало, что великий праздник у него встретят, как у людей, как на нашей далекой, любимой Родине. Он жадно расспрашивал о Москве, о новинках литературы, о пьесах, о том, как восстанавливаются разрушенные немцами города, и всё возвращался к этой своей мысли: — А все-таки и мы отпразднуем! Скромно, но славно. Под утро мы выбрались с ним наверх. С холма, с вершин каменных груд, перед нами открывался Берлин. Он был окутан дымом пожарищ. Большой, молчаливый, мрачный город. И казалось, что башни и шпили его, трубы его