На берегах Нерли

300 Юрий Васильевич КРАСАВИН 4. Первая написанная мною повесть - «Вот моя деревня…» - была о том, как умирает «неперспективное» Ремнево. Я пред- сказал ему печальную судьбу - повесть завершалась словами: «Нынешней весной место, где стояла моя деревня, заров- няли бульдозерами - срезали печины, засыпали колодцы, вы- корчевали кусты и пни, а потом запахали… Где-то я читал, что словом «деревня» в далекой древности называли пашню. Вот и вернулось слово к своему первоначальному значению». Но всякие предсказания обычно неверны. Даже погоду на завтра угадать не можем, хоть и располагаем множеством хи- трых приборов, не то что судьбу целого поселения! Ремнево моё ещё живо, да и пока не собирается умирать: кто-то постро- ил новые дома… Одна из последних по времени написания моих повестей - «Хождение за три поля» - начинается с рассуждения о моей собственной наивности: мол, она у меня с рождения, ничего не поделаешь. «От наивности не вылечишься, как от глупости, и её не- возможно приобрести ни за какие деньги, если, конечно, - представим невероятное! - появится в ней нужда. Наивность подобна таланту: или она есть, или ее нет…». И далее я писал в повести той: «Говорю это затем, чтобы можно было мне в дальнейшем загородиться доверчивым признанием в наивности, как щи- том, потому что речь пойдет о самом сокровенном для меня, и тут я уязвим, с какой стороны ни глянь. Речь пойдет о моей родной деревне, о моей родной стороне. Моя любовь к ней вле- чёт за собой страдание, как всякая любовь; она же и волшебное врачующее средство, источник силы, мера таланта… она часть души моей, причём настолько существенная, что если исчез- нет вдруг, умру и я». Честно признаюсь: я привел эту самоцитату затем, чтоб снова «загородиться» от возможных упреков или даже насме-