На берегах Нерли

СЛОВО О МОЕЙ НЕРЛИ 321 вал плотным туманом мигающую коптилку и белесое, засне- женное снаружи окно. Спереди было жарко от печки и горячей воды, в спину от двери тянуло холодом. И штаны, и рубахи у обоих валял были уже мокры, лица в поту и в грязных брыз- гах… Главный мастер свалял свой сапог и сел за скребницу вер- хом - «оттирать»; а Федя все еще возился со своим, бил скал- кой, катал лощилом… Гараня несколько раз вставал со своего места за скребницей, проверял его работу, щупая и голенище, и подошву, говорил: «Ещё немного вот здесь потри!», и Федя тёр указанным местом о каток, крутя валенок так и этак». О том же писал я и в повести «Слово о моей Нерли», но уж цитировать не стану. Скажу только, что и сам я в ту пору сва- лял, как говорится, с грехом пополам три валенка, после чего отстранён был от этой работы с кратким приговором: - У тебя руки - крюки. То есть не обнаружился у меня в этом ремесле необходи- мый талант. 11. На моих глазах ушла целая цивилизация - исконно русская деревня в разных её ипостасях. Нет-нет, я не на столько стар, чтоб помнить времена дореволюционные - просто я застал ещё в конце сороковых годов и соломенные крыши, и сараи, и ам- бары, и риги… Я помню дробный стук цепов по утрам на току возле риги и говор работающих там. При мне ещё сеяли гор- стями из лукошка, и трепали тоже вручную лён, и рожь жали серпами, и пряли с веретеном, и ткали на ткацком станке, и вместо утюга гладили бельё лощилом. О том в повести моей «Тёплый переулок»: деревенский парнишка Митя в московской клинике для изувеченных рас- сказывает Варваре, девушке с парализованными ногами, о сво- ДА РАДОСТИ