Озеро

113 Отсюда, насколько я нынче понимаю, не самый лучший вид на Москву - крыши да крыши неведомых домов, да улица отнюдь не оживленная; но для меня вид с третьего или чет- вертого этажа больницы в Теплом переулке был столь же за- вораживающим, сколь панорама Красной площади и Кремля с высоты птичьего полета. Городу можно было бесконечно дивиться. Но вот что меня обескураживало и повергало в недоумение: в огромной и кра- сивой Москве зимой не увидишь скачущего по насту зайца или мышкующую на белом поле рыжую лису… а весной, конечно же, не слышно жавороночьих песен… летом - перепелиного «спать-пора», жужжанья пчел, комариного пенья… здесь ни- когда не веет гречишный ветер, не пахнет вспаханной землей или затянутым ряской прудом, сенным ароматом… здесь никто не ходит босиком по траве, не купается в пруду, не пьет парно- го молока… Как можно без этого всего жить? Я жалел москвичей и чувствовал свое над ними превос- ходство: наверно, они счастливы, только не подозревают, что такое по-настоящему хорошая, вольная жизнь - таковая может быть только среди полей, лугов и лесов. Скоро ли меня выпустят отсюда? Мои рисунки плакали, искажая линии; я протирал стек- ло ладонью или рукавом полосатой пижамы, и взгляд мой упирался в кирпичные стены, в жестяные крыши, в улицу, по которой лишь изредка проедет грузовик… А воображение под-сказывало свое - и вот на крышах домов вырастали вдруг ометы снега, отчего городские строения пригнетались, стано- вились низкими и маленькими, совсем как в деревне; сугробы огибали стены домов и острыми гребнями тянулись к соломен- ным застрехам. Я узнавал нашу деревенскую улицу: дорогу, обозначенную лошадиными катышами; колодцы, возле кото- рых наросли буграми наледи; из труб шел дымок, пахнувший - я это явно различал! - овсяными блинами и пареной свеклой. И долетали ко мне из-за стекол родные звуки: скрип колодца, ТЁПЛЫЙ ПЕРЕУЛОК