Озеро

125 16. Вечером в нашу палату зашел Борис Иванович, еще раз помял, пощупал мой локоть и назначил на завтра операцию. Сказал, что делать будут под наркозом, то есть я усну и ничего не почувствую, никакой боли, проснусь - уже все готово. - В десять минут управимся! - бодро сказал он, и, кажется, в первый раз посмотрел на меня внимательно. Потом добавил, что все прочие операции посерьезнее моей, а эта так себе, вовсе пустяк, почти плевое дело. Может, и не пустяк, но что не самая сложная - это мне было очевидно. Вон же выздоравливающие гуляют в коридо- ре - тот без руки, этот без ноги… А у меня же ни ногу, ни руку отрезать не надо, просто переставить кости в локте, вот и все. Однако сердце мое что-то теснило. И когда хирург ушел, я вовсе приуныл: нет, не так-то все просто - будут ломать заново, ведь он уже хрящиками зарос, мой локоть. А что такое наркоз? Если это сон, то от боли можно пробудиться. А если такой глу- бокий сон, что ничего не слышишь, то ведь это… смерть. Вот страх-то и теснил мое сердце. В то же время я испытывал и облегчение: ну что ж, нако- нец-то сделают операцию; пусть будет больно, зато правый локоть станет, как у всех, не отличишь от любого здорового. И я скоро окажусь дома… Дома! То есть в самой красивой на земле деревне, что стоит среди полей и перелесков как остров в океане, и сияет над нею незакатный свет… Я уже размечтался, как приеду домой живой-здоровый, как все в деревне будут удивляться, что-де такую сложную, такую хитрую операцию сделал мне московский хирург - была кривая рука, не сгибалась, не разгибалась, а стала как у всех; что я пришел через такое, о чем многие и понятия не имеют. Меня будут расспрашивать о Москве… и я расскажу все, что видел, что узнал от Ромки. То-то мне позавидуют: и Васяка, и Колюня Бармач, и Мишка Левша… и Катя. ТЁПЛЫЙ ПЕРЕУЛОК