Озеро

342 Юрий Васильевич КРАСАВИН ровитесь, потому и хнычете. У вас то грусть об утраченном, то воспоминания о прошлом, то жалость к пташкам-букашкам… чепуха всё это, Размахай Семёныч! Ты пойми: это сущая че- пуха. Сбитнев так убеждённо говорил… просто руками разве- дёшь, да и только. - Пташек жалко, - сказал Семён где-то слышанную фразу. - Да бог с ними! Мы их потом в пробирке выведем мил- лион с десятком. Вот все эти твои чувства - грусть да печаль, жалость да сострадание - тоже отмирающее, остаточное, как аппендикс. Оно от пещерной жизни унаследовано нами. От та- кого багажа надо отрешаться самым безжалостным образом! - А как же… Ты вот музыку слушаешь для чего? Чтоб про- будить в себе это самое - хорошее чувство, то есть радость, печаль, грусть… Это так Семён пытался защищаться. Но где там! Разве этим ребяткам что докажешь! - Нет-нет! - решительно отверг Юра. - Музыка нужна мне вместо электрошока: чтоб толкала к действию! Она меня по нервам - бац! - Ходи давай! Не спи на ходу, шевелись! Понял? По утрам будит: вставай, делай зарядку! Мотоцикл заводи! Семён глядел на Юру и удивлялся: ну, парни, откуда вы берётесь? Похожи друг на друга, как головастики. Сторожок, ладно, он пришлый, нездешний, а Юра-то здесь вырос! С его отцом Семён вместе парнями гуляли, вся родова Юры состав- лена из тех же веществ, что и Размахаевы: воду пили из одного водоносного пласта, молоко из одинаковой травы, почти что с одного луга, картошка с одной земли… Почему же люди такие разные получились? Кто их такими делает? Юра привёз его сначала в Вяхирево, зашли в правление, он стал звонить куда-то, а арестованного вызвал к себе пред- седатель. - Ну что, - сказал Сверкалов устало. - Я ж тебе говорил: чти уголовный кодекс.