Книга

12 – Я уже заканчиваю, постарайтесь не двигаться и не моргать, – отомстил Кубов. – Володя, – одним бюстом гудела Валентина Викторовна, – пойди курицу поставь! Начитаешься ещё муклатуры своей! Владимир Николаевич вмиг исчез, и из кухни донёсся шум воды. «Вот жопа! С неё портрет пишут, может, в первый и последний раз, а она про курицу думает. Хотя, о чём ей ещё там думать!», – художник выписывал брови, но понимал, что без теней не обойдётся. «***ля, Быстрицкую с голубыми тенями ещё никто не видел! Энди я, ***ля, Уорхол херов!». – Вова! – гудел бюст. – Луковицу положи и пену снимать не забудь. Огонь убавь, как закипит! – Да я уже почти закончил, – Кубов отошёл на шаг и внимательно вглядывался в портрет. Переведя глаза на Валентину Викторовну, подумал: «П***ееееец…». III Чета Гурштейнов стояла перед холстом. На устах Владимира Николаевича блуждала вечная улыбка, но глаза его были пусты, так же, как и глаза его супруги. – Позвольте, маэстро, – мягко заговорил Владимир Николаевич, – но это произведение не вполне соответствует облику моей Валечки! Позвольте сделать несколько замечаний… вот здесь, как мне кажется, несколько… «Убью. Зарежу мастихином!», – яростно клокотнуло в Кубове. Но Валентина Викторовна вдруг властно отстранила супруга от этюдника и взглянула на Кубова. – Володя, отблагодари гражданина художника! – Пухлая ладонь в золотых кольцах опустилась на янтарь, – мне очень понравилось. Спасибо Вам, Анатолий! Хрустя второй половиной аванса, взмокший Кубов просипел непослушным горлом: – Можно просто Толик…