Книга

122 Бах Жил-был вроде бы обыкновенный мальчик, как все, но было в нем одно «но». Имя. Звали его Иоганн Себастьян Бабушкин. Родители назвали его так в конце 70-х годов, когда модно было давать детям имена «Эдуард», «Эльвира» и т.п. Рыжая тетка, регистрируя имя новорожденного гражданина, перегнувшись через стол, доверительным громким шепотом увещевала модных родителей: «Люди добрые, послушайте совета: не калечьте жизнь ребенку, назовите Ваней или, на худой конец, Эдуардом, вам забава, а ему жить…». Но гордые Иоганновы родители уперлись рогом, и большому кульку из шерстяного одеяла, перехваченного голубой лентой, суждено было войти в жизнь Иоганном Себастьяном Бабушкиным. Они были уверены в том, что имя определяет будущее человека. В детсаду воспитательницы жалели Иоганна Себастьяна. Все звали его Ванечкой. От этого Ванечке Себастьяну Бабушкину было не легче. Наоборот, было чувство, что он что-то скрывает, что-то стыдное, что-то среди людей непроизносимое. Дети не верили, что у него имя Себастьян и Иоганн, и дружили с ним как с Ваней. Во дворе у него друзей не было, потому что гулять Иоганн Себастьян не любил, и выходные проводил, играя в своей комнате с пластилином. В школе товарищи дразнили Игуанодоном, учителя и врачи прятали улыбку, когда маленький, худощавый мальчик в очках серьезно произносил: «Иоганн Себастьян Бабушкин, 3-ий «В» класс», а противные девочки хихикали у него за спиной. И вот однажды, пришел он домой из школы, бросил портфель оземь, раскидал обувь и завалился на кровать подумать о жизни и пожалеть себя. И заснул. И снится Иоганну звонок в дверь. Иоганн бросается открывать и видит на пороге дяденьку в смешном белом парике, как у тети Светы из 24-ой квартиры. – Дарф ман херайн? – спросил дяденька с вежливой улыбкой. – Херайн, конечно, только мамы с папой дома нет, они на работе. Вы им записку оставьте, – Иоганн был умный мальчик. – А я к тебье, Иоганн Себастьян, хошю с тобой поковорить. Менья зовут Иоганн Себастьян Бах.