Биография Пролетарки

10 А потом что было—и-и-и! Приезжал сам губернатор Сомов, упрашивал. Михайла Морозов умаливал, половину скинуть обещал. А у нас, верно, в брюхе кишка кишке фигу казать начала. Не сдались, пошли к хозяйскому дому всем народом. В эту пору пустили на нас казаков, что с малиновыми лампасами, да шапками, да ещё с дубовыми головами. Постегали нас нагайками, потоптали конями вдосталь. И порешили мы послать делегацию в сенат, к царю за правдой. Поехали трое: двух-то не помню я, а один—Парамонов Василий Иваныч, и посейчас жив. У внуков, в деревне Ветлино, проживает. Поехали за правдой, а воротились, почитай, пешими: прохарчились. К царевой же правде плотно дверь оказалась закрыта, на ключ заперта. А ключ-то давным-давно в море бросили. Было же это в 1861 году… «Тверская Правда», 31 октября 1926 года III О чем молчит старый лес. — Эй-эй-эй. Эй, залетные, похаживай. Эй-эй!—откликался темный лес, досадно покачивая сивыми от инея головами. Спугнутые вороны торопливо снимались с дерева, отчего на землю, тихо шурша, падал иней. — Э-э-эй! Но, родимые, эй! Торопливое рокотание колокольцев слышалось на десятки верст по округе. Опаринские, рябеевские и красновские, до самой Поповки крестьяне торопливо засвечали огни и сряжали девок в лес, в риги. А кто побесчестней и совесть чья алтыном мерена, наоборот, обряжали девок в новые сарафаны. — Эй, эй!—ближе,—ревел ямщик Афонька кривой, лучший по Твери. Грузно неслись тройки морозной дорогой и в первой чья-то рука чертила по снегу, кто-то лежал поперек саней, сваленный с ног хмелем. А сзади цыганский хор лихо пел: — Не белы то снега выпадали... — Морозов Арська, шалыган едет! Густела деревенская улица. Где- нибудь вставали тройки, сочилось вино и девичьи слёзы. И вправо и в лево щедрой рукой подгулявшего самодура летели куски ситца и миткали. Теперь, когда уже не едут лесной дорогой тройки, а лишь изредка протрусит крестьянин или в Рябеевскую санаторию привезут больных