Биография Пролетарки

27 — Очень даже просто. Бастовать умел, значит, хозяин не по вас, ищите другого. — Сволочь! — А это уж как вам будет угодно, барон фон-граф Лепешкин. Коль благородного обращения не понимаешь ступай вон! — Да жена, дети у меня. — Поклонись жене, деток от меня поцелуй. — Сука легавая, лизоблюд. Но тут уже стражник-казак подходил, крутя ус. — Ты что, человече, давно наказания не пробовал? Тут тебе не казарма лаяться. Ступай же до дому, а то!.. Прослышали, что печатный мастер, Владимир Иванович Решетов понимает положение, ставит на работу семейных. Его ловили на мосту. Когда старик шел на фабрику, женщины его хватали за рукава, семейные рабочие, стыдясь попрошайничества, угрюмо и деловито говорили о положении. Решетов выслушивал их. — Эх, ребята, ребята, что наделали! Сами теперь страдаете. Против рожна не попрешь. Ладно, приходи завтра, хоть пока на черную, а там видно будет. Потом у него мест не стало. — Где, ***, разве на всех у меня места хватит. Уж и так лишку ставлено , нагорит мне за вас. Старик, отмахиваясь, торопливо семенил дальше. КОНЕЦ СЕМЕНА ЧУГУНОВА Придя в себя, Чугунов почувствовал страшную пустоту в правой ноге. Двинул—тупая боль заживающей раны. Хотел повернуться— застонал. В глазах расплылись круги зеленые с желтым отливом. Койка ушла вглубь от желтой стены. Все скрылось в серой мгле, остался лишь запах, тяжкий запах больницы. А по бокам захлопали станки с прыгающими, дырчатыми, серыми лентами. Дарья,—жена Чугунова,—сунулась было в больницу с красненьким узелком, от которого пахло чесноковой колбасой и с краешка торчала булка. — Куда, куда, тетка, видишь приема нет, вот тут написано,— оговорил ее Тарасыч,—старый больничный сторож. — К мужу, я миленький, к мужу. Ногу ему размозжило. Слыхать, отрезали, так я... — То-то, к мужу. Много вас тут. Забота с вами... Самое наше последнее дело. — А как он не помрет, а? Знаешь чай, Чугунов, подмастерье, с