Биография Пролетарки

28 Жекарда. — Ничего, авось вылечут . Ногу говоришь, оторвало, это дело худо. А ты бы шла домой, ей-богу. В час приходи, в час—тогда пущу, мне разве жалко, тут дохтура... Опять прояснился у Чугунова ум. Что то было?.. Да... Вчера на фабрике... Вчера-ль? Может, раньше, кто их знает. К концу дня Чугунов полез посмотреть: в третьем ряду станок недосеки давал... А потом тяжелое колесо в ногу. А на Петра Сергеева позабыл простой из-за поломки записать. Пожалуй, взыщут, семейный человек, жаль. Ещё, ба-тюш-ки, не выписал челноков, как же теперь? Простой залу, как же быть? И опять плывет стол, вздрагивая и качаясь, из-за челноков простой, простой. Простой всего зала. Убытки. — Бредит, до ночи не доживет... гангрена. Уж разложение вошло в полость живота, видите, черная полоса,—говорил доктор старушке- фельдшерице. — Очнется, дайте этого. — Доктор наклонился и пробежал карандашом по листочку. Потом: — «Во имя отца и сына и святого духа, причащается святых тайн раб божий Семен». Ложечка стукнула о зубы и вино растеклось по щеке. Рыженький поп пропел что-то быстро-быстро, торопясь причастить неважного человека, повонял кадилом, ткнул в холодные губы крестом и ушел. Через час Чугунов, очнувшись, бормотал. — Как же... челноки-то?.. выписать... жена... Вытянулся, раскрыл широко рот и, глотая посиневшими губами воздух, умер. На следующий день жена пришла в час. Подмышкой был красный сверток, пахнувший чесноковой колбасой. — Ну, как, дедушка, радостно встретила она знакомого старика. Колбаски, вот, ему принесла, яичек сварила всмятку. Можно теперь? — Не надо теперь ему. Помер он, выходит,—отворотился старичок.— Вишь, ты, какое дело. Не убивайся больно-то, золотко ты мое, все помрем, потому кому какая планида положена. Он поднял упавший узелочек. Целый месяц вдова ходила, плакалась, просила. Прохарчилась, продала все, что было. Отвечали: сам виноват, не попадайся и пенсии не дали. И потом уже из милости 9-летнего сынишку приняли в подвал щипать свалявшийся