Биография Пролетарки

29 хлопок. «Тверская Правда», 17 ноября 1926 года Человек на деревянной ноге. О войнах жители 156 казармы слыхали только от Топоркова Ефима, тихого и чудаковатого человека на деревянной ноге, что чинил на всю казарму обувь и жил на хлебах у жены-ткачихи. — Война—это такая, братцы мои, вещь, которая спроста не случится,—рассказывал Топорков. —Если, скажем, один царь другому на каком-нибудь банкете раза по шее даст или из-за земли поссорятся,—вот и вышла война. Был у нас в отряде Рыбаренко—хохол, говаривал: «Пановья дерутся, а у хлопцев чубья трещат». И как, братцы мои, трещат чубья эти самые! Что чубьям,— головам нет числа, ровно с одуванчика цветка ветер семена сдунет—столько солдатских головушек за день слетит. Шли мы, помню, с отрядом. Про японца, значит, был разговор. Шапками закидаем, заплюем! Ну, шли весело, только как стали попадаться нам на встречу возы, а на них раненые, как дрова накладены; кто стонет, кто охает, кто криком кричит. Ну, тут мы и познали, что и япошка—не ложка, за голенище не сунешь. Помню, отслужил нам поп молебен и повели нас в дело. Как крикнет ротный: — Вперед, ребята! Мы: — Ур-а-а-а! И порубили мы японцев этих самых видимо-невидимо. Тут я и ногу потерял и отличие получил от начальства —крест георгиевский. Собственной моей рукой четверых зарубил. Будь теперь война—еще бы послужил отечеству. — Куда ты годен, кавалер, из-под пушек гонять лягушек? — Я-то? Защищая отечество, ногу потерял, а ты на заду мозоли натирал. Тут георгиевский кавалер обидчиво ковылял в каморку. Но бывало напивался Топорков и тогда шли от него другие рассказы. — Как подумаю я, братцы, страшно станет! Перед глазами явственно японец стоит, ну живой, и глаза косые со слезой смотрят «помилуй, дескать». А я колол в живот прямо пикой, как в подушку. Помню, еще пику он ухватил руками, выдернуть сам из себя хотел. Как, думаю, за что я его убил? Что он мне худого сделал? А? Дома ждет жена своего ходю, может и дети малые, как у меня, пищат, а отец не придет. За другую просватала его пика, за мать сыру-землю. И другой так, третий, все... Как живые...