Биография Пролетарки

38 директоры, механики саботировали, не ходили на фабрики, паяли, зажигали лампы, чинили примусы и жили в вечном страхе перед людьми в кожанках и с портфелями. А вечером, оглядевшись, рассказывали сальные анекдоты про евреев и подбирали к буквам РСФСР названия:— «распустили солдат-фронтовиков, собрали разбойников», «русский сахар фунт—сто рублей». Но сахар стал дорожать и стоил тысячу. Мещанство и отставное купечество сосали политуру и денатурат и пели частушки: Пароход идет С двумя парами. Будем рыбу кормить Комиссарами. Многие уезжали в хлебородную губернию и возвращались обобвшивейшими и голодными. А большая фабрика работала вяло, как больной, после сыпняка или испанки. «Тверская Правда», 5 декабря 1926 года IX. ПРОШЛЫЙ ЧЕЛОВЕК. — Эй, кто тут есть крещеный? Здоровеньки будете? — Не веруем...—повернулся со спины мой товарищ. Кто-то к нам подходил из сырой летней тьмы, нестойко хлюпая плохо связанными гонками. — Рано еще... Молод, состаришься—уверуешь... Да-а-а. Мир компании. За огоньком вот,—не прогоните? А может старичку и папиросочка найдется?.. — Не курим мы. — Не курите? Эхе-хе-хе, ребята вы, ребята, желторотые щенята... Не курите? И все вы такие-то—не курите, не пьете, по бабам не стреляете, девок не гоняете. Себя не тешить с молоду—старость вспомянуть нечем. Все, все, как рожь в овсе, семя хорошее, а все-равно лошадь с`ест. Жизнь- то она богом на то и отпущена, чтобы себе жить—не тужить, родителей тешить. Она, жизнь-то, короткая и в писании сказано: «не согрешишь—не покаешься, не покаешься—иже спасен не будешь». Говорящий выхватил из грудка головню, раздул ее. Тлеющийся свет озарил морщинистое лицо с козлячьей бородкой и шрамом на левой щеке. Голос у старика был мягкий, гладкий, речь плыла плавно, глубокой речкой,—складная, густо посоленная прибауткой и басенкой.