Биография Пролетарки

39 — Эй, молодец, ты чего звезды считаешь? Все-равно всех не счесть. Али уснул? Гляди-ка, рыбешка-то—тово, и гляди—лесу оборвет, эва, как водит. Я поднялся и тихонько пошел по гонке, где у конца торчали наши удочки. С одной из них я снял жирного ерша, колючего и сопливого. — А ты плюнь на наживку-то, обязательно плюнь, рыба завсегда берет охотнее, когда плюнешь!—посоветовал из темноты мягкий стариков голос. Река ленивая и полная шагала вниз, шепча струйкой и подгрызая берег. В Рябееве пропели петухи и вправо за лесистым крутояром рождался день. Вернувшись к костру я застал разговор: — Что это плывет, Борька, как думаешь? — И к чему бы, в примеру, плыть? Не иначе—мальчишки поганцы солому зажгли да вниз пустили, озорничают. А раньше... А мало ль, что тут раньше бывало! Эх, отошли денечки, померли люди. Богатыри-люди, не в пример нынешним... Старик помолчал, — видно горящая солома зажгла на его мозгах многолетнюю пыль... — Нет, что я теперь—последний человек, паразит, как нынешние товарищи говорят. А раньше может я первым человеком был. И по этим местам, почитай, от самой Залогинской фабрики и по самую Поповку. И на фабрике управляющий, Иван Иванович, мне первый дружок. И Никулин сам, да кого ни возьми. Куманек мне, Никулин-то, я дочку его крестил. Да,