Биография Пролетарки

5 Гнездо Кудерышки на головушке часты были, да повылезли. Леса, вы леса, лесочки зеленые, день-деньской ласкали вы небо синегрудое, земляное чело красили… Были леса, да сплыли водой в города. Подгрызали их пилы чубастые, пожирали их печи железные, и последнее дыхание их сизыми клубами разлеталось по небу из высоких фабричных труб. В том самом месте, где Волга-река—всем рекам мати—со старшей своей дочерью Окой—рекой красавицей, повстречавшись, обнялись своими струями могучими, ластятся и шепчутся, стоит село Каменец. В древние годы уведет корень Каменца того, кто захочет до мочек его докопаться, к тем временам, когда, спасая бороды от ножниц, а души от «семя антихристова», уходили раскольники в лесные чащи. Древнего благочестия держался Каменец и крестился двуперстием. Каменецкие мужики—бородатые, каменецкие бабы—пузатые, каменецкие девки—пригожие, краснорожие, вольготно, легко им живется. И не то, чтобы был работящ Каменец—не пахал, не косил каменецкий мужик. Любопытен коль, обойди округу, в болото загрузнешь, волк раздерет, медведь разломает, а пахоты с локоть не сыщешь. Делал Каменец фальшиву-монету—мягку денежку. А кругом леса—в день не исходишь. Древние, дремучие. И везде-то болота душегубами меж лесов залегали, притаилися, медняникой да болеголовым, дурманя днем, а ночью раскрыв гнилозубые свои пасти, лихорадкой дышали на звезды. И не то, что капитан-исправник, а и медведь—хозяин лесной, порою летней на Каменец сходить опасался, хоть и тучны коровы каменецкие и жиром заплыли песьи глаза. Так вот и жили каменцы—не тужили. Были и такие, что по ямщичьей части прирабатывали, только мало. Худа слава про них по трактам и дорогам ходила. Опасаясь, избегали их господа купцы. В берестяных лаптях, с посошком подмышкой да посконной торбешкой за плечами, в домотканой, крашеной отваром шишек еловых в рубахе вышел однажды каменецкий вскормленник Морозов Савва в Москву за счастием и долей своей. Древнюю сказку в Каменце он от дедов слыхал: будто в Москве на всякой улице жбан стоит, золотом полный, а возле черпак привязан—подходи и бери, сколько захочешь, золота. Только не врал, — говорили, —черпак тот ухватишь, не сразу и почерпнешь. А то почерпнешь—меж пальцев проскочит: сноровка тут требовалась. А Морозов сноровку эту твердо знал. Дотоле не раз важивали жандармы его в Новгород к следователю по делам об «убиенном неизвестном человеке, по внешним признакам—купце». Не пойман—не вор. А Морозов Савва чисто дела свои вел. Только ночь студеная васильковым глазом своим видела да глубок сыр-овраг дело