Памяти композитора Вениамина Флейшмана

62 ГРИГОРИЙ ГОЛОВИНСКИЙ. С ЛЮБ О В ЬЮ К Ч Е Л О В Е К У И вот Бронза за работой — он сколачивает гроб. Смерть жены не прошла для него бесследно, но он не тоскует, не грустит, нет, он впервые з а д у м ы в а е т с я над вещами, которые до сих пор не приходили ему на ум. Композитор замечательно угадал этот психологический момент — пер- вый этап эволюции героя; великолепно передано состояние глубокого, всепоглощающего раздумья: Широкая, чуть-чуть затененная мелодическая фраза, с неторопливой мерностью повторяясь все вновь и вновь то в мажоре, то в миноре, каждый раз в иной гармонизации, отражает происходящее в сознании героя: и медлительность размышлений, и сосредоточенность на одной мысли — о невоз- вратимости прожитых лет. Но едва начавшееся духовное освобождение Бронзы из плена мелочных житейских забот неожиданно прерывается: быт снова напоминает о себе (появление Ротшильда с его настойчивыми просьбами, гневная реакция Бронзы, симфонический эпизод «бегство Ротшильда»). Наконец Яков снова один. Он пытается, как бывало прежде, прикинуть понесенные убытки, но долго заниматься этим не может: что-то в его душе уже сместилось, дрогнуло. Следующий далее большой монолог Бронзы охватывает почти всю вторую половину оперы. Если до сих пор текст рассказа при переработке в либретто подвергался свободной перепланировке, то теперь автор почти буквально следует Чехову. Купюры коснулись главным образом меркантильных «денеж- ных» словечек, без которых не обходится чеховский Бронза. И все же герой в опере оказывается не- сколько иным в сравнении с рассказом: он более приподнят, облагорожен. Подобная трансформация литературного образа в опере — довольно обычное явление. Что же принесла она с собой? На наш взгляд, недостаточно подготовлено «эмоциональное пробуждение» Бронзы. Сразу, с са- мого начала монолога, в небольшом ариозо «про вербу» Бронза обнаруживает неожиданную после предыдущего теплоту и сердечность. У Чехова же процесс душевного возвышения героя показан с изумительной последовательностью. Впрочем, признаем, что воплотить в оперной музыке тонкие психологические переходы, едва заметные сдвиги в сознании — задача исключительной трудности. Зато композитору удалось в монологе Бронзы найти для каждого эпизода, каждой мысли текста со- ответствующее эмоциональное выражение, передать целую гамму различных, но неизменно глубоких чувств. И благодаря этому с необычайной рельефностью раскрылся внутренний мир героя. Бронза время от времени отвлекается от своих горестных мыслей, потому и монолог построен на сопоставлении драматически острых моментов с моментами разрядки, смягчения; эпизоды отвлече- ния, ухода от тягостного настоящего выделены распевными, кантиленными темами и образуют важ- ную в драматургическом отношении цепь, ведущую к финалу оперы. Первое звено этой цепи — ариозо «про вербу», посвященное воспоминаниям. Музыка полна ти- хой, задумчивой печали. Средний раздел ариозо с сопоставлениями далеких мажорных тональностей («И ребеночек был, и песни под вербой пели») как бы озарен светом; и снова возвращается задушевная начальная тема. Выразительна удачно найденная деталь — мерные, с какой-то покорной неизменно- стью повторяющиеся ходы басов в застывающих заключительных аккордах. Так и видится здесь фигура старика, погруженного в свои невеселые мысли и машинально кивающего им в такт головой.