Памяти композитора Вениамина Флейшмана

63 ЛЕНИНГРАД: ГОДЫ УЧЕНИЯ Следующий эпизод (см. нотный пример «Монолог Якова») уводит героя еще дальше от мрачных раздумий; это мечты Бронзы о людском счастье (возможно ли, чтобы прежний Бронза подумал обо всех людях!) — счастье, которое могло бы прийти на землю, если бы она была свободна от злобы и ненависти. Прекрасная светлая тема широкого дыхания время от времени словно застилается тенью (на словах о счастье!), окружается прозрачно-воздушными, хрупкими голосами сопровождения: ведь Бронза всего лишь мечтает о том, что могло бы быть. В финальной сцене мысли Якова обращаются к скрипке, и он играет на любимом инструменте в по- следний раз. Чехов описывает это так: «думая о пропащей, убыточной жизни, он заиграл, сам не зная что, но вышло жалобно и трогательно, и слезы потекли у него по щекам. И чем крепче он думал, тем печальнее пела скрипка…» Казалось бы, композитору здесь прямо предуказан характер музыки, которую он должен создать. Но Флейшман находит своеобразное решение финала — Яков в опере исполняет мелодию, отлича- ющуюся благородством, нежностью, возвышенностью, и лишь где-то в глубине ее затаено скорбное чувство. Скрипка поет не о страданиях, она воспевает красоту возродившейся, очистившейся души, она словно говорит нам: счастье — в самом человеке, в его доброте, отзывчивости, любви к другим людям. Тему солирующей скрипки подхватывает оркестр, она обрастает все новыми голосами, звучит все уверенней, превращаясь в подлинный апофеоз, торжественный и светлый гимн. Приводим начало заключительного оркестрового эпизода: Правомерен ли такой финал? Безусловно. Он подготовлен логикой развития основного образа, тема скрипки вбирает в себя некоторые характерные гармонические обороты, интонации и воспри- нимается как широкое заключительное обобщение. Самое же главное — финал оперы глубоко рас- крывает идею чеховского рассказа и, более того, самый д у х ч е х о в с к о г о т в о р ч е с т в а. Не случайно В. Флейшман, по воспоминаниям Д. Шостаковича, долго и упорно бился над тем, чтобы найти именно эту, нужную ему тему. В опере «Скрипка Ротшильда» много интереснейших подробностей, разбор которых помогает уяс- нить особенности авторской манеры письма и глубже проникнуть в замысел целого. Так, например, композитор добивается своеобразного эффекта, сочетая одухотворенную, поэтичную музыку с под- черкнуто обыденными, неприглаженными, чуть-чуть корявыми бытовыми оборотами, которыми изо- билует речь героя. Однако рамки журнальной статьи не дают возможности углубиться в детали. Огра- ничимся поэтому одним моментом — разберем эпизод, непосредственно предшествующий финальной сцене. В своих раздумьях Бронза приходит к парадоксальному выводу: если от жизни человеку одни убытки, то от смерти — прямая польза: «не надо ни есть, ни пить, ни платить податей, ни обижать людей, а так как человек лежит в могилке не один год, а сотни, тысячи лет, то, если сосчитать, польза окажется громадная». Композитор превратил этот эпизод в драматическую кульминацию оперы. Как же это сделано? Мрачный юмор текста подчеркнут подвижной мелодией, несколько напоминающей еврейские плясовые напевы. Динамичности, активности образа способствует и танцевальный ритм, и упорные возвращения к начальному звуку, и своеобразный лад, в котором фа мажор сопостав- ляется с си бемоль минором (лад, встречающийся в ряде восточных культур, в частности, в еврейской народной музыке):