В глубь годов

16 — Погибели на них, окаянных, нет. Куда только господь-батюшка смотрит! Или в наказание дадены нам эти нехристи!.. VIII. НЕОБЫЧАЙНЫЙ ДЕНЬ ИВАНА САМУЙЛОВИЧА. … Иван Самуйлович потянулся и прищуренно оглядел разложенное на кровати жирное свое тело. Солнце торчало высоко и щекотало лысину. Иван Самуйлович встал. На душе было весело и хотелось пошутить. Не одеваясь, снял он с кровати грузное своё тело и бережно втиснул в кресло, уложив на колени толстый свой живот. — Санька! Вошел престарелый сухой человек, данный Морозову в услужение Самухину. — Что прикажете? — Ну как, Санька? Баба твоя все того? — Иван Самуйлович подмигнул. — Все гуляет? А? Все с кабатчиком? Лицо у Саньки было унылое, жалобное, которое бывает у старых знакомых с плеткой собак. Но когда директор помянул про бабу, на нем засверкала досада. — Погоди!.. Чаю поспеешь!.. Так что же она—с кабатчиком. Стало быть он ее и целует и все такое прочее… А тебе обʼедки? Не обидно тебе? Аль обидно?.. — Ладно!.. Вам то что. За собой бы лучше, а не за мной смотрели!.. Какие-то угольки красненькие, которых не знал Иван Самуйлович, загорелись на Санькином плоском лице, напоминавшем ватрушку. — За собой бы говорю, смотрели. Сам-то вон дедушка, а туда же за девками тянешься! С сыном ведь Степаниду-то разделили—забрюхатела, так ребенок и выйдет самому отцу брат. Не слуга я вам больше, силы моей нет терпеть!.. Ухожу от вас!.. Так и знайте!.. И ушел, хлопнув дверью. С того, как утром ушел верный раб Санька, и начался не приятный самухинский день… «Тверская Правда», 8 июля 1927 г. К Самухину пришел «боженька». По тому времени в фабрике человек известный. Был он табельщик. Роста «боженька» маленького, безусый и безбородый, толстый, лет пятидесяти. Походил он на старую бабу, одетую в портки. Голос у него был тощий, взгляд масляный.