В глубь годов

6 — Тысяча, тысяча... —зашелестели ближние. — Тысяча, тысяча, тысяча, —отдалось в народе. Певчие взяли высоко, архиерей поднял венчик, все скинули шапки. Вдруг в конце толпы поднялся шум. Он приближался к закладке, становился больше, нарастал, как снежный ком. Какой-то человек пробирался сквозь толпу и кричал: — Стой, погодите, почтенные! Человек был невзрачного вида, глаза имел красные, рачьи, бороденку шильцем, всклокоченную, сам был тощий. Жандарм было схватил его, но он увернулся и побежал прямо к Морозову. Кругом стихло. Певчие оборвали. Говорили потом, что архиерей впопыхах ударил кропилом губернатора, тот, отстраняясь, стукнулся затылком о городского голову, и что потом между городом, губернией и епархией долго не было хороших отношений. И только высоко над всеми звенел и смеялся жаворонок, которому не было дела до людских тревог. Он ничего не умел, кроме как кувыркаться в небе и петь хорошие песни о себе, жене и своих детях. «Тверская Правда», 1 июля 1927 г. Лохматый тощий человек подскочил прямо к Абраму Морозову, скинул шапку и, помяв ее в руке, принялся говорить. Лохматый человек был Сема Рожа, на этот раз необычайно трезвый. — Ваше степенство, послушай, против мы, т.-е. ни к чему она нам, эта фабрика!.. Пошел от нее мор народу. Жили, ваше степенство, справно, смирно, богу молились, подати, т.-е. в сроки платили.