В глубь годов

8 понятно. Англичане говорили похоже на индюшачий говор, а немцы на утиный. Англичане, проходя по улице, брезгливо смотрели на рабочих. — Один руський женщин есть восток, — глаза их, провожающие бабу, начинали походить на глаза протухшей селедки, а руки не прочь были доказать доброты русских женщин. Пригородные мещане затаили в глубине злобу и молчали, и лишь мальчишки прямо выражали свои убеждения и кричали: — Английская селедка аршин проглотил, дю, дю — кикимора английская!.. Народ боялся купеческой фабрики и шли на неё те, кого за глотку хватала нужда. Когда приходилось выбирать, — либо могила, либо фабрика. Из таких вот бедных людей и создавались фабричные. Трудно доставалось немцам и англичанам обучать русских фабричному мастерству. Ткацкое дело кое-как поняли, — видели, как в деревне мать рубахи ткет. А прядильного дела разуметь никак не могли. Распускали слухи, что народ фабричный отчаянный и развратный, и слово «фабричный» стало ругательным. Провожая детей на фабрику, матери выли и причитали, будто провожали на тот свет. «Тверская Правда», 3 июля 1927 г. Кабацкое заведение купца Михея Воблова Однако, год от году беднел народ без земли и без заработка. Каждый чуял на горле своем намыленную петлю, которая медленно, но верно стягивалась.