Борис Полевой на страницах газеты «Пролетарская правда» (1926 – 1941 гг.)

Ночь шляпой покрыла город. Под шляпой темно, сыро от павшей росы, жутковато и тихо. Впереди темно, позади темно, под ногами мостовая, а по бокам сидят огоньки желтенькие, светят сквозь латаное окошечко. Мостовую штампуют ножницами «обход». Пять человек. Двое в милицейском, одного из них знаю—тов. Новиков—начальник фабричного отделения. Знаю его по Горсовету, отличный товарищ, образцовый начальник. Ночами он бережет покой граждан за счет собственного, как и сегодня, в 3 часа ночи. Остальные: длинный газетный фельетонист, плотный художник, милиционер, плотный художник, милиционер и член Горсовета. Мостовая прошла. Ноги пылят по голой дороге. Улички с огоньками отплыли назад дальше, и песня пьяного на уличках, отделенная куском ночи в версту. ...С-а-д зеленый м-о-й. Ах, з-а-ч-е-м ты, м-о-й с-а-д... От близкой Волги несет сыростью. Впереди наворочен бесформенной кучей—«Берлин»—известковый завод «Пролетарки». Комиссия замедляет шаги. — Товарищи, у кого спички есть?—озабочен Новиков. — У меня,—говорит милиционер. — А у меня зажигалка, — говорит горсоветчик, сыпя недогрызенные семечки в карман. Идут крадучись по какой-то линии. Новиков торопится. — А ну, как никого нет. Шпана-то может, урожай снимает, сегодня пьяным-то нет числа. — Ну, на нет и суда нет,—цедит художник. — Чу... От «Берлина» слышен пьяный голос: — По какому такому праву? Нет, я тут хозяин есть, а коли кто, так вытряхивайся. Чтоб в 24 секунды. — Ну, что же, коли нету. Ну, сам посуди, ну, дорогой. А что ты хозяин есть, знаю, милый, да коли гроша нет,—молит разбитый голос старика. Но «хозяин» тверд. — Коли нет, вытряхивайся, сказано. Ну... Живо, чтоб ни минуты, вшивые черти, шляются тут. — Ну, куда гонишь больного старика, место я тебе, что ли, пролежу? Старик плачет слезливо. Новиков сердится.