Борис Полевой на страницах газеты «Пролетарская правда» (1926 – 1941 гг.)

7 Отсюда, с посошком под мышкой и посконной торбешкой за плечами, вышел казанецкий мужик. Морозов Савва в Москву. В прошлом его несколько раз таскали в Новгород по делу об убийстве купцов, но он, дав взятку кому нужно, выходил сухим из воды. — Не пойман, не вор,—говорил он, глядя на убитых купцов, со следами гири или кистеня на лице. Следователя пробирал по коже мороз, при виде спокойного лица благочестивого разбойника. В Москве Савва пришелся ко двору. Через год выписал шестипудовую свою половину, которая на-радости разродилась двойней: Абрамом и Викулом так, что, если прибавить к тому белоголового 6-летнего Савву и черного, как навозный жук, Захарку, составляло четыре. Умер Савва милионщиком по мануфактурной части. Сыновьям своим— саввятам завещал:—Вакулу—Богородскую фабрику. Савве—любимчику— Орехово-Зуевскую, а Абраму капиталу больше тысячи. Вылетел молодой саввенок из отцова гнездышка, крылышки порасправил после пропахших ладаном и кипарисов покоев. Гулял на Нижегородской ярмарке, удивляя даже толстомясое купечество безобразиями. А когда спустил половину капитала в мошне и волос на голове, стал поперек себя толще, женился на приданном молодой красавицы, Варвары Хлудовой. Из тех красавиц была она, что заживались когда-то в скитах Чернораменья, получая воспитание от тучных и благочестивых скитниц, днем молившихся богу, а ночью страдавших отрыжкой от чрезмерного с'едения различных явств. С Абрамом красавица Варвара прижила трех сынов: старшего Михайлу, среднего—Арсения и младшего— Ивана. Недолго жил Абрам. Вскоре помер он, оставив трех наследников и капиталу близко 21 миллион. Были у Варвары на стороне двое пригульных детей—от редактора «Русских Ведомостей» Соболевского—сын Глебушка и дочь—Елена. Однако, оттерли их братья от наследства и умерли они в безвестности. На болоте, где городские пригородные ребята засуча штаны брали с кочьев клюкву, а вечером во всем мире кричали лишь кулики, появились люди с приборами. Мерили они кромсали землю. А потом пришли другие люди с кирками и лопатами и согнали куликов с насиженного места. Стал собираться в Тверь люд рабочий, ремесленный люд. Шли ржевские плотники, костромские каменщики, штукатуры-искусники и рязанские землекопы. Шли все, кого за глотку хватала нужда и кидала властным размахом на сотни верст, на постройку, на постройку большой фабрики. Песни куликов сменились надрывным рыданием артельной глотки. — Эй, дубинушка, ухнем! »... «Тверская правда», 31 октября 1926 года