Хранительница огня

173 - Именно в этой. - Душа моя! Да ты только представь: безоблачное небо на все лето, апельсиновые рощи… не кусты, не отдельные дерева, а целые рощи! И на них апельсинов тьма-тьмущая. - Зачем мне апельсины, у нас картошка есть, - ответила Ольга, сме - ясь. - Виноградники наши спускались к Тибру. Идешь по дорожке, а ви - ноградные лозы переплетаются над тобой… смотришь вверх - листья и грозди винограда пронизаны солнечным светом… Говоря это, он нарезал проворно и сноровисто привезенную им копченую колбасу, сыр, грудинку… тонкие ломтики словно сами собой отделялись от его ножа. «Что за мужик!» - дивилась Ольга, глядя, как он ловко это делает. А Флавий Михайлович, оказывается, уже и супчик сварил. Когда он успел? - А мебель там какая была, в твоем имении на берегу Тибра? - спрашивала она. - Из каррарского мрамора, о котором ты рассказывал в прошлый раз? Мраморные кресла, мраморные кровати… так? - О, лукавая женщина! - возмущался он. - Она смеется надо мной! И рассказывал ей об украшенных резьбой креслах, о столиках с инкрустациями, о шкафах из палисандрового дерева, с золотыми пла - стинами и тиснением, о кипарисовых сундуках, о ларцах из слоновой кости и статуэтках из камня, привезенных из библейской страны Офир… Потом о растении под названием мандрагора, особо чтимом в Риме да Афинах; у этой самой мандрагоры, оказывается, корень, как у дальне - восточного женьшеня, - в виде человеческой фигурки. Из него делают волшебную настойку - утоляет боль телесную и душевную, исцеляет не - дуги и помогает в любви. - Обойдемся, - сказала на это Ольга. - Что нам мандрагора - у нас лопух есть, а у него те же целебные свойства. 18. На другой день пала теплынь на землю. Да и пора было ей пасть: уже середина марта. Солнце с утра взошло и пригрело по-летнему - хоть раздевайся до рубашки. Куры отчаянно кудахтали и снесли в корзине с соломой над дровяной поленницей пару теплых яичек - Ольга, подоив корову, принесла те яички с ликованием. Петух, уже прозванный Прометеем за свой огненный хвост, то и дело взлетал на потемневший сугроб и победно горланил; ему откли - кались двое соперников с другого конца деревни. Флавий Михайлович, выйдя на крыльцо, его урезонивал: Дело святое