Хранительница огня
8 Юрий КРАСАВИН ла, не погладила по голове, не посетовала жалостливо над его сирот - ством, не баловала гостинцами, а, наоборот, частенько поругивала. Но чуял он в ней материнское тепло и настоящую, неподдельную любовь и великую доброту. Бывало, нажалуются отцу на очередное Мишкино озорство, она по - тихоньку: на-ко, парень, тебе ватруху, марш спать на сеновал и до завт- ра отцу на глаза не показывайся. Отец был вспыльчив, но отходчив. На другой день, глядишь, только поругает, да и то не строго, тем дело и кончится. Или придет бригадир с нарядом, и Мишка слышит сквозь сон, как мать говорит в окно сердито: - Что это вы наладили парнишку каждый день наряжать? Чай, он еще не подрос. - Да работа несложная, - оправдывается бригадир. - Если не его, надо взрослого ставить, а у меня некого. - Никуда он нынче не пойдет. Сказано - не пойдет! Отец был мастером, умевшим делать телеги и сани, гнуть дуги, выпиливать наличники, плести прутяные постельники для саней. Это помимо мелочей, вроде табуреток и скамеек, деревянных бадей и ко - ромысел, лощил для белья и вальков лен колотить. Что он умел делать - всего не перечислишь. Бывало, копается в сарае с утра до вечера, обедать не дозовешься. И чудно деревенским мальчишкам заходить в этот сарай к Мишкиному отцу. Снует Гаврило-столяр среди ворохов стружек, среди оструганных бревен, досок, прислоненных к стенам. Тут и оглобли, санные полозья с загнутыми концами, поленница копыльев, новый передок к телеге. Вся - кое изделие ласкает глаз, и не верится, что все они сделаны из таких же березовых бревен, что лежат вон у ворот, что все это сделал сухонький старичок Гаврило. Интересно посмотреть, как он работает, только Гаври - ло не любил посетителей, ни маленьких, ни взрослых. До сих пор жаль Михаилу, что не обучил его отец своему ремеслу. А собирался. Да в последнее время часто болел, и заказов накапливалось много, не до сына. Здоровьем он был слабый, силенки мало, но ухитрялся выполнять такую работу, что диву даешься: такое под силу только здоровому, да и не одному, пожалуй, а двоим. - Миша, сынок, запомни: кто трудиться любит, два века живет, у него радости больше. Мне работа лет десять жизни прибавила, а то и пятнадцать, - говорил он в последние дни, когда уже знал, что скоро умрет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTgxNjY1