Удомля - "Русский Барбизон"

28 прямой на юго-восток от ст. Удомля. То, что происходило в окрестностях Островно в это время, рассказывает в своих мемуарах ге- нерал царской армии Виктор Николаевич Ми- нут (1868–1934), имевший в 1,5 км на север от оз. Островно имение Приют: «В августе месяце [1918 г.], после уборки озимых хлебов, пришла весть о выселении помещиков из усадеб. Слу- хи об этом циркулировали уже раньше, но им не верили, считали вздорными. Действительно, кому, казалось бы, мог помешать помещик, и без того всё отдавший, живя в своём доме. Но вот слухи подтвердились, и началось выселение. Выселение самое беспощадное, невзирая ни на пол, ни на возраст, ни на самые тяжкие мате- риальные и физические условия. Сердце кровью обливается, когда вспомнишь, как 70-80-летних старух выгоняли из насиженных гнёзд, где они провели всю свою жизнь; везли по осенним до- рогам в непогоду в уездный город (Вышний Во- лочёк, 70 км от Островно – П.Д. ) и бросали там на произвол судьбы» ( Минут , с. 115). Именно таким образом, как вспоминают местные жи- тели, были выселены из своей усадьбы сёстры Ушаковы, где снимали комнаты художники. В усадьбе, в отдельной избушке, оставался жить их брат Николай Владимирович. Его не высе- лили, вероятно, потому что земли на нём уже никакой не числилось. Спустя время по приглашению Коровина в Островно приехал и поселился его друг философ Борис Николаевич Вышеславцев (1877–1954) с женой Натальей Николаевной (1885 – после 1953). Письма и воспоминания К.А. Коровина (см. «Художник К.А. Коровин в Вышневолоцком уез- де Тверской губернии», 2011) и воспоминания Вышеславцева (там же, с. 70) живо передают атмосферу жизни в Островно: «Самый трудный год революционного периода двадцатый мы с Коровиным провели вместе и безвыездно в Островно Тверской губернии Вышневолоцкого уезда, в глухом углу в 27 верстах (реально по дороге 18 км – П.Д. ) от станции Удомля. Коро- вин жил в том самом старом помещичьем доме, где когда-то гостил и работал Левитан... Мы про- жили здесь целый год, предоставленные самим себе, изолированные от всякой культуры... Мы заготовляли дрова на зиму, делали запасы, как американские охотники среди индейцев, в зна- чительной степени поддерживая своё существо- вание охотой и рыбной ловлей. Мы были совсем одиноки: в доме, где жил Коровин, обитал ещё Богданов-Бельский, а верстах в десяти – ещё три художника – Архипов, Рождественский, Мора- вов... Придёшь, бывало, вечером к Константину Алексеевичу – сидит он у камина и особым об- разом укладывает дрова вокруг пламени, чтобы сразу топились и сохли. Курит он крошево и малиновый лист, табаку редко можно было до- стать, и шёл он больше в обмен за молоко или яйца. Затем зажигает своеобразно пристроен- ную лампаду, в которой горит сиккатив, и при этом освещении начинает писать миниатюры…» В этот период, спасаясь от голода, художники много занимались огородничеством, а Богданов- Бельский, как сказано выше, держал ещё с мир- ных времён и корову. В Островно регулярно приезжал коллекцио- нер и агент по продажам картин Иван Кондра- тьевич Крайтор (1880–1957), который покупал у художников картины. В своих письмах из Островно Коровин неод- нократно поминает Богданова-Бельского: «Август