Удомля - "Русский Барбизон"

72 лав Юлианович с женой Софьей Павловной, мать жены Галина Евменьевна и её младшая дочь Танечка Киселёва. (Вот почему Жуковский отделился от общины художников с озёр Удом- ля и Островно – он приехал с большой семьёй, которой нужна была отдельная большая усадь- ба. На территории усадьбы также находился ве- теринарный пункт – Д.П. ). Сколько надо было дров, чтобы натопить все печи, сколько лучины насушить, чтобы их быстрее растопить! С Жу- ковским ещё жила их бывшая горничная Паша. Конечно, ей все помогали. На кухню выходили готовить и Олимпиада Петровна, и Галина Ев- меньевна. Ну, а вот с дровами помогал и Ста- нислав Юлианович, то колол дрова, то лучину, а то и наверх относил их. Своей же работы у него было очень много. Он сразу писал несколь- ко картин. Одну утром, другую днём, третью вечером. Мы с Марусей ему часто светили фона- рём. Это он писал озеро при лунном свете, там, в Павловском. Вспоминается ещё картина: он писал осеннее утро; роса блестит на лопухах и крапиве около сарая, где валялась разломанная телега. Ещё я помню, он писал зимой дорогу в лесу, где рубили лес на дрова. Там поленницы дров сложены, дрова набросаны, сучья не убра- ны и следы полозьев на снегу, небо яркое и снег блестит. Он был очень трудолюбивым, не мог сидеть без дела, сам себе то подрамник делает, то холст натягивает – это если он не пишет. Марусю он тоже заставлял рисовать, но она ленилась, хотя была и способная. С продуктами было плохо, при всех его тысячных картинах ча- сто нечего было есть. Нужно было идти что-то менять. А что? У кого-то из них нашёлся мате- риал. Его разорвали на платки. Станислав Юлиа- нович набросал рисунок на углу, Олимпиада Пе- тровна и мы с Марусей вышивали стебельчатым швом эти платки и ходили менять на молоко в соседнюю деревню Ильино. Около террасы сде- лали несколько грядок, посадили лук, картофель. Как счастливы были, когда вырос лук! Все они очень любили есть на ужин варёную картошку с луком и простоквашей. Ведь масла тоже не было. Конечно, менялись и брюки, и пиджаки, и юбки, выменивали и конину, жеребяток. В эти дни мы встречались каждый вечер у единственной лампы в столовой Жуковских. Станислав Юлианович очень любил слушать чте- ние. Мы читали всё, что могли там достать: Сен- кевича, Соловьёва, Гоголя, Толстого. Одно время мы увлекались стихами Надсона. Обыкновенно читали по очереди, но больше всех и дольше всех приходилось читать мне, так как всем нравилось, как я читаю. Станиславу Юлиановичу нравились те стихи, где описание — образное — и природы, и поступков. Когда он писал картину, где рубили лес на дрова, то всё время ходил и декламировал, перефразируя некрасовскую «Сашу»: «Жалко мне лесу и больно до слёз, Сколько здесь было красавиц берёз». Мы его поправляли, а он с нами спорил и говорил: «именно красавиц берёз». Ког- да читали «Анну Каренину», он заставлял меня по два раза повторять то место, где описано, как Лёвин косил траву. Днём Станислав Юлианович мало бывал дома. Он часто ходил на лыжах на охоту или писал кар- тины где-нибудь вне дома. Ну а зато вечером он был весь в нашем распоряжении. Мы много спо- рили, и он что-либо рассказывал, шутил с нами, смеялся. Он так просто со всеми держался, что нам и в голову не приходило, что это такой знаме- нитый художник — всемирно известный. Для всей молодёжи он был просто «Марусин дядя Стася».