Б.Н. Полевой на страницах газеты «Правда» (1941 – 1945 гг

64 — Товарищ Кочетов, почему вы не выполнили приказания?—тихо, но раздельно сказал он и снова взялся за управление. Группа, как всегда, села образцово. Яницкого без сознания вынесли из кабинки. Штурман рассказывал потом, что этот человек без руки тридцать пять минут сосредоточенно вел самолет. Тридцать пять минут! Разве можно сломить боевое упорство таких воинов? «Правда», 8 октября 1942 г. За Волгу-матушку Здесь, на развороченной бомбами набережной и разрушенном, сожжённым немцами и всё же величественном Сталинграде, на окраинных улицах и в переулках которого идет сейчас яростное сражение, мне ярко вспомнился разговор, слышанный на-днях в сотнях километров отсюда, тоже на Волге, в другом, тоже разрушенном и изувеченном немцами городе, который дом за домом, квартал за кварталом вырывали у врага наши бойцы. Этот разговор произошел ночью под аккомпанемент густой канонады в станционном подвале, превращенном в блиндаж. Тут отдыхали танкисты, славные коренастые ребята в масляных комбинезонах и черных ребристых шлемах. Разговор шел о Волге, к которой в этот день, стремительной атакой смяв вражескую оборону вырвалась их часть. Все они были из дальних краев — украинцы, сибиряки, кавказцы, и тут все о ней говорили очень тепло, и все завидовали мотористу Гудиашвили, который достигнув волжского берега, выскочив из танка, под пулями немецких автоматчиков, сбежал к реке, зачерпнув котелок и напоил свой разгоряченный в бою экипаж прекрасной волжской водой. Танкисты жадно пили эту волжскую воду, как пили воду из боевых шлемов древние витязи, достигнув, наконец, берегов родной реки. И вот кто-то из них произнес слово: Сталинград. Все сразу оживились. Огоньки папирос сдвинулись в тесный круг. Никто из них в Сталинграде не был, но говорили о нем с любовью, точно в нем они родились, выросли, провели лучшие свои годы. Потом вдруг все смолкли, задумались. Брезжил рассвет. И Гудиашвили подумал вслух: — А все-таки Сталинград устоит! Кто-то из темного угла блиндажа ответил молодым страстным голосом: — Не сдадут, не должны, нельзя его сдать! И вот маленький город волжского верховья позади. Перед глазами широкая волжская гладь, прорезанная продолговатыми, ржавыми от осенней листвы островами. Перед глазами разрушенный немецкими бомбами и снарядами, окутанный дымом негаснущих пожарищ Сталинград. Перед глазами город-баррикада, город-боец, город-герой. Волжский ветер гоняет по изрытыми снарядами улицам серый пепел. Остатки разбитых стекол, звеня, высыпаются