Б.Н. Полевой на страницах газеты «Правда» (1941 – 1945 гг

82 назад, перепрыгивая через трупы своих убитых и не обращая внимания на крики раненых. Теперь Таракуль тоже хладнокровно бил им в спину, и всякий раз, когда серая фигурка, точно споткнувшись, падала на землю и застывала, он приговаривал: — Есть, есть, есть. В соседней комнате работал (именно работал) пулемет Начирнера. Верный себе, хладнокровный, спокойный даже в самую жаркую минуту боя, Начирнер расчетливо, экономно бил короткими очередями. Он первым отбил атаку на своей улице, с винтовкой пришел на помощь товарищу и начал, тщательно прицеливаясь, бить по тем, что сидели напротив в доме. Те отвечали залпами из автоматов. Комната наполнилась известковой пылью. Пулеметчики легли на пол. Когда атака была отбита и настала тишина, Таракуль добрался до приятеля. Его распирало чувство огромной радости, гордости собой. Он впервые осознал свои силы и от избытка этих сил, желая чем-то выразить свою радость, звонко хлопнул приятеля по спине. Тот молча отстранился, свертывая цигарку, и тут Таракуль заметил, что приятель, который пять минут назад привел его в себя своим хладнокровием, был бледен, что пальцы у него дрожали и табак сыпался на колени. — Чего радуешься, это ведь только начало, — сказал он своим ровным голосом и вдруг спросил: — А ты женатый? А дети есть? И снова они расползлись по комнатам, каждый в своему пулемету. Слова Начирнера сбылись. Через час немцы предприняли еще одну атаку, а потом две, короткие и напористые, одну за другой. Пулеметчики отбивали атаки и с каждой новой схваткой действовали хладнокровней, уверенней, и каждый раз все больше и больше серых фигур в неестественных, изломанных, кукольных позах навсегда застывали на мостовой. Тогда немцы подтянули минометы. Они стали бить из сада напротив и били по дому двадцать минут. С десяток мин разорвалось в верхних этажах. Казалось, все в доме было разрушено, разбито, разнесено в клочья и перемешано с обломками штукатурки. Но когда немцы снова бросились в атаку вдоль улиц, снова четко заработали два пулемета, и две смертоносных свинцовых струи преградили им путь. Пулеметчики пережидали обстрел в маленьком коридорчике и, как только минометы смолкли, опять подползли к своим боевым машинам. Трудно сказать, что думали немцы. Считали ли они, что имеют дело с целым гарнизоном, что они наткнулись на замаскированный дот, или мужество двух пулеметчиков подорвало наступательный дух целого батальона, но они больше уже не пытались прорваться прямой атакой. Они подтянули три орудия и стали бить по дому. После каждого выстрела Таракуль кричал приятелю: — Жив? И тот спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном, деловито отвечал: — Жив.