Рассказы о Тверских святых

138 говорил? – заглядывал в лицо Антония, откидывая со лба длин- ные волосы. – А у тебя глянь – рубят кельи пришлые, селятся тут. И церковь ставишь. Народец-то повалит, ого-го. Как ето понимать? – Ах ты, голубь сизокрылый. Маленько торопишься судить меня. Имя мое какое, помнишь? – Дак, батька, – огорчился Онисим. – Чай, не малец. Так гово- ришь. – Когда постригали в монахи, дали мне имя Антоний в честь Ан- тония египетского. Отцом монашества его считают. Уходит монах от мира, становится отшельником, но молится за всех, за весь мир. Заступник людской перед Господом. Да и у нас на Руси, – продолжал монах – был свой Антоний. Тоже велик по делам своим. Пришел он в Киев. Город сей стоит на Днепре-реке. В горе крутой вырыл себе пещеру. Печеру, как в старину говорили. Стал жить в ней, как в пустыне. К нему тоже приходили люди. Которые, помолившись с ним, уходили, которые копали себе пещеру рядом, жили в ней до скончания своей жизни. С годами вырос там монастырь. Встал, огляделся вокруг, словно впервые видел и недальнюю речку Могочу, и поляну, на которой рубили церковь. И лес, что стоял рядом, и где виднелись кельи поселившихся здесь мона- хов. Сказал шёпотом, склонившись к Онисиму: – Может и мне, Антонию, суждено Божьей волей сотворить монастырь на сем месте. Я начну, а ты продолжишь… Вскочил с бревна Онисим, тоже зашептал, только быстро, сбивчиво: – Ты что, батька. Глянь на меня, какой я – медведь лохматый, неуч темный. Да, и не монах я. – Ладно, Онисим, поживем, увидим. А грамоте учить тебя буду. К вечеру небо покрылось серыми низкими тучами. Припу- стился дождь, который быстро вымочил работников. – Шабаш, братцы! – крикнул дядя Петр. Антоний заспешил в келью. Снял мокрую одежду. Долго вы- секал кремнем огонь. Наконец, затрещала, загорелась береста, занялись веселым огнём дрова в печи. Пожевал хлебушка монах, изгрыз луковицу, запил водицей речной: