Музыкальные вечера в Дахау

1 91 несколько « теплых» строк благодарности за «прекрасно» проведенное время и «чудесное» обслуживание, то этот оча- рованный концлагерем узник, выйдя на свободу, решил вы- разить свою искреннюю благодарность руководству Дахау в своей собственной книге. Читаем сей удивительный труд: «С именем Дахау у всего мира связано представление очем-то кромешном, о преисподней , вознесенной на поверхность зем- ли. Вероятно, единственными, не разделяющими этого пред- ставления, единственными, произнесшими про себя фразу «наконец-то мы в Дахау!» с чувством искреннего облегче- ния, были пишущий эти строки и его друзья, устало и без- жизненно лежащие на песке аппельплаца в ожидании не- избежной бани, неизбежной регистрации и загона на нары, в барак... Нет никакой работы. Это самое главное... День проходит в ничегонеделанье, по утрам— в ожидании обеда, днем— в ожидании вечерней раздачи хлеба и еще круглые сутки в ожидании того, что нам кажется каким-то ослепительным и радостным взрывом... Наконец, когда уже темнеет и свежеет, нас гонят в ба - ню, затем, уже совсем вечером, загоняют в барак и только там выдают по куску хлеба с маргарином: первая еда за весь день. Спим по три человека на койке, заползая на трех - этажные нары. Обо всем том, о чём пишут сейчас газеты всего мира, я знал уже раньше, из рассказов друзей по за - ключению, побывавших в Дахау до нашего туда прибытия. Вы думаете, что они рассказывали о Дахау с ужасом? Они мечтали обратно туда!» Как тут не поддержать ликование автора книги, одну из глав которой он так и назвал: «Оазис за колючей прово - локой»?! Когда человек счастлив, его душа поет. В Дахау песни звучали постоянно, а вот пела ли у заключенных душа? Бывший узник Дахау № 483 Карл Рёдер пишет: «Я не знаю, сколько часов пропел в лагере. Должно быть, не- сколько тысяч. Мы пели, когда шли на работу, и пели, ког- да возвращались в лагерь. Мы пели часами на плацу для перекличек, чтобы заглушать крики тех, кто подвергался жестоким наказаниям, пели мы и тогда, когда коменданту конц лагеря просто хотелось, чтобы мы пели. Большое зна- чение придавалось ритму. Мы должны были петь бодро, по-военному и, прежде всего, громко. После многочасового пения узники , бывало, не могли издать ни звука. Было из - вестно, что для нас это пение было пыткой, и поэтому нас